Читать книгу "Пришельцы, дары приносящие - Гарри Гаррисон"

Ясно было, что без расследования не обойтись. Мысленно застонав, Нильсен пожалел, что не может взять обратно сказанных за обедом слов. Хотя Майлс был из Соединенных Штатов, у них имелось много общего: оба носили капитанское звание и специализировались на расследовании убийств. Когда нью-йоркский офицер спросил копенгагенского о здешних методах, тот не поскупился на подробности, с гордостью рассказав, сколь мало убийств у них случается и сколь быстро они раскрываются. Капитан Майлс ему почти завидовал, жалея, что у него дела идут далеко не так гладко.

Вряд ли капитан Нильсен мог ожидать, что ему вскорости придется подтвердить сказанное на практике. Разглядывая труп, он болезненно ощущал присутствие американца.

– Я не собираюсь ничего трогать до приезда фотографов и экспертов, но, возможно, нам удастся установить личность потерпевшего. – Капитан Нильсен обернул пальцы носовым платком и просунул их в нагрудный карман мертвеца. Осторожно, чтобы не размазать отпечатки, вытащил тонкую книжечку паспорта:

– Западная Германия. – Капитан Майлс приподнялся на цыпочки, заглядывая через плечо рослого датчанина. – Похоже, у вас на руках не только убийство, но и международный инцидент.

Нильсен лишь мрачно кивнул и повернулся к молча стоящему в стороне работнику.

– Вы говорите по-английски? – спросил он, и тот кивнул. – Не расскажете ли, что вам известно?

Работник говорил с сильным акцентом и мало что мог сообщить. Оба полицейских внимательно слушали. Будущий мертвец, по фамилии Шульц, пришел один. Если кто-то его и ждал, то работник этого не заметил. Шульц не проявлял никакого беспокойства и вел себя совершенно естественно. Собственно, он даже был весел. Работник взял у него билет, закрыл дверцу и увидел, как пассажир унесся вверх – живой. Люди входили в другие кабинки и выходили из них, колесо вращалось, и прошло примерно три минуты, прежде чем дверца кабинки Шульца открылась снова. Девушка, ждавшая снаружи, закричала. Больше он ничего не знал.

Каким-то образом в течение этих трех минут высоко в воздухе, на виду у всего парка Шульц был убит.

– Может быть, самоубийство, – предположил капитан Майлс, задумчиво жуя потухшую сигару.

– Я об этом тоже думал, – ответил Нильсен, – но вероятность крайне мала. Прежде всего, как вы сами видите, лезвие вошло на всю длину. Человек не в состоянии ударить себя ножом в спину с такой силой.

– Верно, – кивнул Майлс. – Но он мог вставить нож рукояткой в щель и навалиться на него.

– Вряд ли у него получилось бы, – вежливо сказал Нильсен. – В кабинке нет подходящих щелей. К тому же это карманный нож со складным лезвием. Крайне трудно проделать такое, чтобы лезвие не сложилось.

Майлс неохотно кивнул:

– Что ж, раз он не убил сам себя, кто-то мог бросить нож из другой кабинки.

– Боюсь, это отпадает по двум причинам, – все больше мрачнея, заметил Нильсен. – Во-первых, кабинка позади этой была пуста, мы сами видели. А она единственная, откуда непосредственно видна кабинка Шульца. Броску из других препятствуют ось и прочее оборудование. И даже если в кабинке кто-то был, сомневаюсь, что он мог бы это сделать. Во-вторых, метатели ножей используют тщательно изготовленные, сбалансированные лезвия. Вряд ли кто-либо из них, сколь бы опытен он ни был, способен метнуть карманный нож на такое расстояние с достаточной силой. Этот нож неуравновешен, рукоятка намного тяжелее клинка. Попасть им в цель практически невозможно.

Майлс, прищурившись, смотрел на огромное металлическое кольцо:

– Вряд ли в это время на колесе могли работать механики?

Работник отрицательно покачал головой.

– Это запрещено правилами безопасности, – сказал Нильсен.

Нью-йоркский полицейский с минуту размышлял, затем начал считать на пальцах:

– Во-первых, он не мог совершить самоубийство. Во-вторых, он не был убит брошенным ножом. В-третьих, его не убил сосед по кабинке, или пассажир ближайшей кабинки, или человек, подошедший, когда колесо остановилось. Правильно?

Нильсен мрачно кивнул.

– В таком случае, похоже, отпадают все варианты, – подытожил Майлс. – Единственный возможный вывод – что он вообще не был убит, но наличие трупа это опровергает. С неохотой вынужден признать, что не знаю, как он погиб, и очень рад, что это ваша проблема, Нильсен, а не моя.

То был горький момент для капитана Нильсена. Его гость-полицейский, из города вдвое крупнее, чем вся страна Нильсена, признал свое поражение. Справится ли он сам? Сумеет ли раскрыть убийство или просто выставит себя на посмешище? Внезапно решившись, он повернулся к стоявшему рядом полицейскому в форме и одолжил у него наручники.

– Вы арестованы за убийство, – заявил он, поворачиваясь к молчавшему все это время работнику колеса обозрения.

Тот медленно вытянул руки, и наручники щелкнули на его запястьях.

– Он никакой не Шульц, – сказал работник по-датски с тем же сильным акцентом. – Его фамилия Майзе. Свинья каких мало.

– Зачем вы это сделали? – спросил капитан Нильсен.

– Я узнал его, когда он зашел в кабинку, но он меня не узнал. Майзе был охранником в нашем концлагере, эсэсовцем в звании сержанта, шарфюрера. Он убил моего отца и двоих братьев. Когда я его увидел, сразу же все вспомнил и прикончил его. Вот и все.

Работник стоял так же спокойно, выражение его лица нисколько не изменилось.

– Случай скорее для больницы, чем для тюрьмы, – вздохнул Нильсен, глядя, как задержанного уводят прочь.

– Но как вы догадались?

– Я ничего не знал, – невозмутимо ответил капитан Нильсен, – по крайней мере наверняка. Но тот факт, что кабинка позади Шульца была пуста, навел меня на мысль. Это означало, что за ним никто не ждал в очереди, то есть работник мог незамеченным проникнуть в кабинку и убить его. То была единственная возможность, сколь бы нелогичной она ни казалась, и я решил проверить свою версию. Надеялся, что за этим последует признание, и не прогадал.

– С меня аквавит, – сказал американец. – Должен заметить, здешняя полиция вполне оправдывает свою репутацию.

– Стараемся, – ответил датчанин и, дождавшись, когда его собеседник повернется спиной, утер предательский пот со лба.

Одуванчик

Ганс лежал на больничной койке, и бледность его кожи не уступала белизне бинтов на голове. Увидев неподвижное тело мужа, Элис не удержалась от слез, а ведь по пути клялась себе, что не заплачет. «Будьте осторожны, – предупредил врач, – его нельзя беспокоить. Ваш супруг обязательно поправится, перелом кости и несколько шрамов – пустяк для такого крепкого мужчины».

– Здравствуй, Одуванчик, – открыл глаза и улыбнулся Ганс.

– Привет. – Элис взяла его за руку и с трудом изобразила улыбку на заплаканном лице.

– А у тебя нос краснеет, когда нюни распускаешь.