Читать книгу "Смерть за стеклом - Бен Элтон"

– Расскажите мне о ней, – попросила Триша.

– Вы, скорее всего, знаете, что мы с покойным мужем не настоящие родители Сэлли.

– Знаем. Она ваша приемная дочь.

– С тех пор как произошло убийство, я совсем не могу спать. – Женщина не отрывала от чашки глаз. – Все время представляю, что она думает. Боится, что люди решат, будто убила она, потому что… Но ведь психические заболевания не передаются. Во всяком случае, не должны… Я спрашивала врачей.

– Чем болела ее мать?

– Параноидальной шизофренией. Но я не очень понимаю, что это такое. Нынче подобные словечки можно услышать на каждом углу. Сэлли узнала на Пасху два года назад. Я считаю, что приемным детям нельзя рассказывать о прошлом. Раньше так никогда не было. Удочерение – это как будто все заново. Ребенок должен считать приемную семью своей настоящей семьей. А теперь к приемным родителям относятся как к опекунам. Они, мол, не настоящие, потому что рожали не они!

– Это Сэлли вам заявила? Что вы не настоящая мать?

– Я знаю, она меня любит и не хотела обидеть. Но в последнее время постоянно твердила, что хочет найти свою кровную мать – так она выражалась. Надрывала мне сердце. Ведь это я ее настоящая мать!

– Значит, Сэлли узнала, что ее мать страдала душевным расстройством?

– Я сама ей рассказала. Решила: пусть лучше услышит от меня, чем от какого-нибудь бездушного чиновника из Государственного архива.

– Таким образом, удочерение разрешили, поскольку мать признали психически неуравновешенной?

– Господи, неужели вы в самом деле не знаете? – искренне удивилась миссис Копл.

– Мы знаем очень мало, поэтому я к вам и пришла, – объяснила Триша.

– Боже, как мне не хочется рассказывать! Расскажу, и вы ее заподозрите. Но ведь это не передается по наследству. Я спрашивала у врачей, справлялась в Интернете…

– Миссис Копл, я предпочитаю разговаривать с вами здесь, в вашем доме. – Мягкая, завуалированная угроза подействовала моментально.

– Ее мать попала в тюрьму, – ответила женщина. – Убила человека… ножом. Поэтому Сэлли разрешили удочерить.

– А что с ее отцом? Почему он не взял к себе дочь?

– Потому что мать Сэлли убила именно его.

День сорок первый 2.15 пополудни

Триша сделала все возможное, чтобы сохранить в тайне печальное прошлое Сэлли. Она прекрасно понимала: если все всплывет, журналисты немедленно распнут беднягу. И, зная, что полицейские участки славились утечкой информации, рассказала Колриджу о своих открытиях наедине.

– Судя по всему, не было никакой ссоры или другого повода. Отец Сэлли, по отзывам, скромный человек, можно сказать, даже слабый. А мать – патологически неуравновешенна и однажды ночью совершенно свихнулась.

– Но каким образом она оказалась в тюрьме? – поинтересовался Колридж. – Ведь женщина явно больна.

– Кто знает, – пожала плечами Триша. – Судья-маразматик или некомпетентность защиты. Одним словом, обвинению удалось упечь ее как здоровую. Может, потому, что женщина была черной. Не забывайте, дело происходило двадцать лет назад. Короче, ее признали виновной в убийстве и влепили пожизненное.

– Приговор обжаловали?

– Конечно, и даже выиграли дело. Но до этого она успела ударить двух товарок заточкой из столовской ложки. После чего отправилась в сумасшедший дом для душевнобольных преступников, где и находится по сей день. Сэлли родилась незадолго до смерти отца. Видимо, состояние матери усугубила послеродовая депрессия. Вскоре женщину засадили и забыли о ней. В тюрьме она дошла до кондиции, так что когда пару лет назад дочь отправилась ее навестить, то испытала настоящий шок.

– Ясно. А у самой Сэлли есть проблемы с головой?

– Да. И немалые. Постоянная депрессия с периода полового созревания. Все время сидит на лекарствах и однажды попала в больницу. Приемная мать полагает, это связано с тем, что она розовая. По-моему, вряд ли. – Триша чуть не ляпнула, что ее саму такие проблемы никогда не колыхали. Наоборот, она испытала большое облегчение, когда в четырнадцать лет наконец сообразила, что имеет нетрадиционную ориентацию; это объясняло унизительное смущение, которое Триша испытывала, общаясь с девчонками и мальчишками. Но она вовремя спохватилась, и фраза повисла в воздухе.

– Какие бы ни были причины, Сэлли явно подвержена депрессии, а с тех пор как она узнала про мать, у нее появился страх, как бы не пойти по ее дорожке.

– Какова вероятность этого с медицинской точки зрения?

– Больше, скажем, чем у меня или у вас. Но опасность становится реальной, если болели оба родителя. Некоторые врачи утверждают, что в этом случае угроза возрастает до сорока процентов.

– О чем только думали эти чокнутые телевизионщики, когда брали в свой шутовской балаган хроника с депрессивным синдромом и плохой наследственностью?

– Они утверждают, что ничего не знали, и я им верю. Сэлли не сказала, а чтобы выяснить, пришлось бы глубоко копать – врачебная тайна и все такое прочее. Сэлли считается как бы не опасной. Я сама узнала только потому, что мне сообщила ее мать.

Колридж откинулся на спинку стула и пригубил воду из маленького картонного стакана. Некоторое время назад Хупер возглавил движение за установку в полицейском участке питьевого фонтанчика, а инспектор яростно сопротивлялся, полагая, что вся штука в том, что теперь каждый хочет походить на американцев. Но когда фонтанчик появился, ему понравилось, обдумывая проблему, потягивать прохладную воду, что к тому же сокращало количество выпитого чая.

– Скажите, Патриция, – проговорил он, – что вы сами об этом думаете? Информация о Сэлли имеет значение для нашего расследования?

– Она, безусловно, объясняет, почему Сэлли становится ранимой, если речь заходит о душевных расстройствах. Но я бы сказала, сэр, что эта информация скорее выводит ее из круга подозреваемых, чем наоборот. Теперь нам ясно, почему Сэлли говорила подобным образом, когда поссорилась с Мун.

– Я склонен с вами согласиться, констебль, хотя один и тот же способ убийства ее отца и Келли – очень неприятное совпадение. И еще: что бы мы с вами ни думали, если пронюхают журналисты, они не преминут в нее вцепиться.

День сорок первый 7.00 утра

Миссис Копл разбудил телефонный звонок, и в тот же миг принялся трезвонить дверной колокольчик. К семи тридцати на газоне перед домом собралось не менее сорока репортеров, и ее жизнь разлетелась вдребезги.

«Это Сэлли! Спросите у ее мамы!» – гласил самый щадящий из газетных заголовков.

– Журналюги всегда все раскопают, – печально заметил Колридж, когда Триша рассказала, что произошло. – Пресса работает намного лучше, чем мы. Публикуется не все, но все известно. Потому что информация оплачивается. А если есть люди, готовые платить за информацию, обязательно найдется человек, который ее сольет.