Читать книгу "Тварь 1. Графские развалины - Виктор Точинов"

* * *

И где же покойный (или таки живой?) Сергеич разжился деталькой-то? И частью чего она, собственно, была?

Славик, поднатужившись, снял с весов и прислонил к стене пентаграмму. Порылся в углу среди всякого барахла, извлек пилу-болгарку (диск старый… долго корячиться придется…) и стал примериваться, как побыстрее распилить громоздкую штуковину, чтобы успеть к «Полю чудес», любимой своей передаче. Постоял, сжимая болгарку в руках и еще раз, гораздо подробнее, чем при Зигхале, осматривая непонятное приобретение.

Пентаграмма стояла у стены, тускло отсвечивая старой бронзой. Никаких надписей, рисунков или заводских клейм на ней Славик не заметил.

Не было на пентаграмме и следов крепления к ней других деталей. Ничего похожего на сварные швы в местах соединения сторон – конструкция явно отливалась целиком и не являлась частью чего-то большего, выглядела законченной, самодостаточной, даже совершенной. Более того, несмотря на внешнюю простоту, она была красива …

Славик понял это, понял и то, что не хочет разрезать штуковину – и выключил вхолостую вращавшуюся болгарку.

Несколько раз на нынешней работе у него уже возникало такое чувство – и он припрятывал, а порой и уносил домой предметы абсолютно непонятного назначения, про которые понимал только одно – разрезать и отправлять их в переплавку нельзя. В результате в невеликой трешке-распашонке Славика образовалась коллекция предметов, напоминающих на первый взгляд трофеи, вынесенные из какой-нибудь Зоны алчным сталкером, хватающим все попавшее под руку.

…В салон шестерки пентаграмма не помещалась, и Славик с трудом запихал ее в багажник – тот тоже не закрылся, больше трети конструкции торчало наружу, пришлось подвязать крышку куском медной проволоки. Ехать было недалеко, жил он на другом конце этого микрорайона – и Славик медленно порулил, осторожно объезжая глубокие весенние лужи, усеивающие подъезды к стоящему на отшибе вагончику.

По дороге он лениво размышлял, что скажет при виде новоприобретения Светка. Догадаться нетрудно, но Славика не слишком это волновало, квартира его и он в доме хозяин. И тут Славик увидел зрелище, заставившее враз позабыть и о штуковине, и о возможной реакции жены на ее появление.

В неверном свете фонарей двигался один из его постоянных клиентов, держа на плече связку погнутых и искореженных алюминиевых труб. Двигался не к запертому вагончику – к подземному переходу под железнодорожной веткой (там, в двух сотнях метров, за путями, начиналась территория другого района города). И совсем нетрудно догадаться о завершающей его незамысловатую траекторию точке – шел он к Филе, к кому же еще…

* * *

Почти четыре года Славик сидел в здешних местах монополистом и отвык от здоровой конкуренции. Нет, конечно, открывались в округе и другие точки, но как-то так получалось, что довольно быстро прекращали свою деятельность.

Конкуренты были чужаками – а Славик свой, знавший все и всех – знавший, кому можно смело выдать в тяжко-похмельный день аванс под будущие поставки металла; кто ценит больше всего вежливое обращение по имени-отчеству, не особо присматриваясь при этом к весам; а кто наоборот – никогда не придет вновь к обсчитавшему его хотя бы на рубль…

Бизнес шел успешно, пока не появился Филя. Филя – это не имя, не сокращение от Филиппа. Филя – старое школьное прозвище, от фамилии Филимонов. Когда-то, теперь уже довольно давно (незаметно, год за годом – а вот и отпраздновали в прошлом июне двадцатилетие выпуска) они учились со Славиком в одном классе. Но друзьями отнюдь не были, скорее наоборот.

И Славик сильно подозревал, что именно эта давняя глухая вражда, перераставшая порой в жестокие подростковые драки, и не забытая (по крайней мере Славиком) – сыграла не последнюю роль в решении Фили влезть в его бизнес. Может, и не первую роль, но и не последнюю, это точно.

Свою лавочку Филя открыл метрах в четырехстах, не больше, если смотреть по прямой. Но – за путями железки, в другом районе. А там все решали другие люди. Нельзя сказать, что Славик ничего не сделал – он тут же сообщил курирующему его точку бригадиру, что доходы и, следовательно, отчисления упадут резко и скоро – рядом объявился нечистый на руку конкурент, безбожно поднявший расценки… Клеветой это не было, Филя действительно работал поначалу практически по нулям, может, даже себе в убыток – надеясь отправить одним ударом Славика в нокаут…

Кончилось все обыденно: крутые парни из двух районов потолковали и решили, что солнце большое и места под ним хватит всем, не надо только борзеть и строить друг другу подлянки – а потому цены надлежит держать одинаковые и повышать одновременно.

Бывшие одноклассники скрепили третейское решение рукопожатием, криво улыбаясь и не глядя друг на друга. И с тех пор сидели каждый по свою сторону границы, поминутно ожидая какой-нибудь пакости от соперника и исподволь, без явного нарушения конвенции, переманивая разными хитрыми приемами клиентуру…

Знание контингента не помогало – Филя был местный и тоже знал всех, ничуть не хуже Славика. В те времена, когда Славик занимался макулатурой и макулатурными книжками, его нынешний соперник сидел «на хрустале», делая карьеру в пункте приема стеклотары.

И вот теперь этот гаденыш Филя наверняка придумал что-то хитрое и гнусное с алюминием…

Раздумывая, какую очередную каверзу мог изобрести паразит Филя, Славик чуть не забыл про торчащую из багажника штуку – вернулся от двери подъезда, достал пентаграмму, запер багажник и кряхтя взвалил приобретение на плечо…

Скажу Светке, что антикварная вещь… что это… ну-у… рама для модернового зеркала, вот это что… она, дура, любит всякие прибамбасы такие…

Но объясняться в дверях с супругой не пришлось, она увлеченно смотрела какой-то свой сериал (по его мнению, необычайно гадостный). Славик недоуменно глянул на часы и аж присвистнул от удивления.

Вот это да! Накрылось «Поле чудес»… Где же я умудрился потерять целый час, неужели так долго возился со штукой…

И он пронес пентаграмму в дальнюю комнату, считавшуюся, довольно условно, «его». Осторожно положил на ковер, решив пристроить куда-нибудь после ужина, чтоб не мозолила глаза и не попадала под ноги.

За одиноким ужином он опять размышлял о кознях конкурента; потом поплелся к телевизору – сериал, к счастью, вроде заканчивался; потом набежали отпрыски со своими наиважнейшими проблемами – Светка, лежа на диване перед телевизором, ехидно на него поглядывала: мол, я целый день занималась твоими детьми, давай и ты поисполняй родительские обязанности…

Короче говоря, про хреновину Славик вспомнил, лишь отправившись спать в свою комнату (уже пять лет, после рождения Лешки, у них были разные спальни и ночные визиты Светки становились все реже; впрочем, ни ее, ни его этот факт ничуть не расстраивал).

Пентаграмма лежала, раскинувшись на ковре во всю ширь, и Славику показалось, что блестит она сильнее, чем раньше. Но, скорее всего, эффект объяснялся более ярким освещением. И вдруг он вспомнил, где и когда видел точно такую пентаграмму – воспоминание всплыло именно сейчас, когда она лежала горизонтально и под ногами.