Читать книгу "Библиотека географа - Джон Фасман"

— И когда информация просочилась на самый верх, наш парень, возможно, обрел пугающие черты первобытного дикаря, эдакого сына Сэма номер два, — сказал Джо.

— Именно. Новость такого рода просто не могла не взбудоражить людей, особенно если учесть, что она исходила от обитателей вершины, которые в своем подавляющем большинстве не любят и боятся оружия и приходят в ужас при мысли, что оно может быть использовано против них.

Гомес придвинулся на своем стуле поближе к столу, за которым сидели мы с Джадидом. Признаться, мне нравилось проводить время в компании этих двух парней. В их присутствии я испытывал некоторый трепет, но зато чувствовал себя защищенным. Кроме того, они представлялись мне людьми необычайно близкими в интеллектуальном и духовном отношении. Они заканчивали друг за другом фразы, совместными усилиями облекали в завершенную форму мысли, пришедшие одному из них в голову, и по мере сил старались представить друг друга в наилучшем свете, что по нынешним временам редкость…

— Короче говоря, мужчина, который носит при себе пушку, для обитателей университетского городка все равно что неандерталец, — подвел итог Гомес.

— Точно так, — согласился Джо. — Приняв это во внимание, я первым делом позвонил дядюшке Абу и попросил оказать мне любезность: просмотреть копии университетских платежных ведомостей. Хотел узнать, во что обходилось университету содержание Пюхапэева в штате. И знаете, сколько он зарабатывал в год? — Джо наклонился ко мне, сверля взглядом пронзительных черных глаз, и развел ладони, словно фокусник, выпускающий в зал голубя. — Доллар!

— Один доллар?

— Да. Один доллар. На самом деле ничего экстраординарного в этом нет, хотя вы, возможно, думаете обратное. Встречаются профессора очень обеспеченные: выходцы из богатых семей или имеющие состоятельных жен — высокооплачиваемых врачей или адвокатесс. Они преподают исключительно из любви к искусству, и зарплата им не нужна. Но университет в связи с законом о доходах и налогообложении обязан начислять им жалованье. Он и начисляет; профессор-филантроп же берет себе символический доллар, а остальное возвращает университету.

Однако в случае с Пюхапэевым странности такого рода на этом не кончаются. Он не только возвращал университету свое жалованье, но и являлся спонсором — жертвовал университету от пяти до десяти тысяч долларов ежегодно.

— Как вы об этом узнали?

Джо показал мне копию годового финансового отчета Уикенденского университета. На обложке красовалась привычная идиллическая картинка: студенты из многонациональной группы (в Уикендене никто никогда этих студентов не видел) сидели под деревом на зеленой травке, обложившись книгами, и широко улыбались в объектив, демонстрируя всему миру, как они здесь счастливы.

— Вот его имя. В рубрике «Наши покровители». Ниже сказано, что он передавал университету от пяти до десяти тысяч долларов в год. Мы просмотрели эту рубрику за последние несколько лет — и везде, начиная с девяносто второго года, стояло его имя и указывалась аналогичная сумма.

— Но что это доказывает?

— Послушайте только этого парня! — воскликнул Гомес. — У него манеры и лексикон как у судейского. Ему надо было стать адвокатом. Между прочим, молодой человек, у вас еще есть время, чтобы перейти на эту стезю.

— Вы говорите прямо как мой отец.

Гомес рассмеялся и покачал головой.

— Правильно, ничего это не доказывает. Пока что. Но как сказал Джо, нам следует исходить из предположения, что хотя бы слух об аресте профессора должен был просочиться в университетскую администрацию. А коли так, руководство не могло не вмешаться в политику факультета истории, когда это случилось в первый раз, ибо какому университету нужен профессор, у которого так и чешется палец, чтобы спустить курок? Кроули, возможно, был тогда популярен, но не до такой степени, чтобы замять это дело. К тому же одному человеку такое вряд ли под силу. Дело тем не менее замяли, а это дает нам право выдвинуть рабочую гипотезу относительно того, почему университет решил сохранить такого парня, как Пюхапэев. Давайте подсчитаем, сколько Пюхапэев им отстегивал?.. Включая его жалованье, пятьдесят, шестьдесят, возможно даже, семьдесят тысяч в год… Это большая сумма. Руководству же для ее получения нужно было лишь замять это дело. И профессор Кроули, и дядюшка нашего Джо неплохо в этом смысле потрудились. Вот куда мы в наших рассуждениях добрались. Полагаю, мои выкладки, как всегда, безупречны, не так ли?

— Чтоб тебя черти взяли, Гомес, — сказал Джо и посмотрел на меня. — Этот парень два года носился по пустыне, преследуя контрабандистов, и теперь думает, что он Элиот Несс. Даже вернувшись сюда и поступив в городскую полицию, он постоянно напоминает нам о днях своей славы.

— Только не надо произносить при мне слово «пустыня». Меня в дрожь бросает, стоит об этом вспомнить. Я вам так скажу, молодой человек: если когда-нибудь соберетесь вступить в ряды сил правопорядка, держитесь подальше от ФБР, если, конечно, не обладаете огромным терпением и удачей. Меня, например, ФБР послало сушиться на солнышке в глуши между Бисби и Дугласом.

— Между чем и чем?

— Вот именно что между чем и чем… Меня отрядили преследовать контрабандистов, промышлявших ввозом контрафактных сигарет, на границу с Мексикой между Бисби, штат Аризона, и Дугласом, штат Нью-Мексико. Я терпеть не могу жару, а там солнце жарило так, что не приведи Господи. Я ежедневно выпивал шесть литров воды и при этом почти не ходил в туалет. А похмелье наступало после жестянки пива. Разве это жизнь? При всем том друзья в бюро у меня остались, они и передали мне кое-какую интересную информацию на нашего парня.

— Какую?

— К примеру, сообщили, что ваш приятель проходил свидетелем по делу девяносто пятого года о хищении драгоценностей. — Гомес пощелкал «мышкой» своего компьютера, и на дисплее высветился какой-то документ. — Федералы до сих пор думают, что все это дело организовал Пюхапэев, но нарыть на него улики, чтобы засадить за решетку, так и не смогли. Будете записывать эти сведения?

— Обязательно.

— Хорошо… Итак, о чем я говорил?.. Ага, вот! В январе тысяча девятьсот девяносто пятого года в Уикенденском музее изящных искусств проходила выставка старинных иранских ювелирных изделий. Выставлялись чрезвычайно любопытные вещи — украшения из коллекции самого шаха Ирана, часть которых, похоже, была нелегально вывезена из этой страны.

— Эй! Я видел эту выставку, — сказал Джо. — Между прочим, она прибыла сюда стараниями дядюшки Аба.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Наши, так сказать, уикенденские персияне — мои дядюшки и кузены — скинулись и внесли в фонд музея некоторую сумму, позволившую этому учреждению доставить сюда драгоценности. В этой акции так или иначе приняли участие почти все персы-иммигранты этого штата: деньгами или переговорами с владельцами драгоценностей, поскольку многие экспонаты выставки были взяты из частных коллекций. Дядюшка Аб еще за несколько лет до этого составил официальное предложение разместить экспозицию в здешнем музее. Что ни говори, красивые были вещицы…