Читать книгу "Шестой грех. Меня зовут Джейн - Анна Данилова"

— Конечно, нет!

— Поэтому и не знала, куда пойти и к кому обратиться. К тому же ты тогда была совсем больна и не отдавала себе отчета в своих действиях. И это чудо, что у тебя все же сохранилась память и ты знала свое имя и откуда ты родом. Это большое счастье, учитывая сложившиеся обстоятельства.

— Да я понимаю…

— Джейн, еще немного осталось. Потерпи. Я вижу, что тебе стало намного лучше. Анализы у тебя хорошие, Виктор Сергеевич сказал. Сканирование показало, что ничего серьезного у тебя тоже нет. Думаю, тебя просто оглушили, чтобы отнять кошелек, к примеру. Хотя… Седов сказал, что твоя сумка с деньгами… Да, он так и сказал: с деньгами и пластиковыми картами в гостинице. Значит, тебя ограбили, когда при тебе не было кошелька, и сняли с тебя, предположим, какие-то драгоценности. Ты же помнишь, что на тебе было надето?

— Честно говоря, нет, не помню. Но я постоянно носила перстень с брильянтом, ожерелье с изумрудами. Но его не должно было быть видно под свитером. И вообще, где моя одежда? И где меня все это время держали? Ведь прошел почти месяц с тех пор, как я приземлилась в Москве.

— Ты сказала, что с месячными все в порядке, значит, ты не беременна. Да и инфекции никакой нет, травм тоже. Думаю, что и в этом плане никто на тебя не посягал. Просто какие-то отморозки продержали тебя где-то, чтобы попытаться выяснить, где твои деньги, но, видимо, так сильно ударили по голове, что ты все забыла, вот они и отпустили тебя. Давай не будем уже все это ворошить. Главное, ты здорова, скоро получишь свои вещи, документы, сможешь расплатиться за гостиницу, уладить все дела, купить билет на самолет и вернуться домой. А мы тебя проводим.

— Хотела бы сказать, что доберусь сама, — сказала я, — но после всего, что со мной произошло, я уже не доверяю сама себе. Думаю, так будет правильнее, если кто-нибудь из вас меня проводит. Думаю, это могут сделать Глафира или Валентина. Чтобы не отвлекать вас от работы. Я передам им деньги для вас, когда у меня на руках появятся мои карты.

— Ты нам ничего не должна. Считай, что мы просто помогли тебе по-дружески. Представь себе, что в твоем доме оказалась бы одна из нас вот в таком же ужасном состоянии, неужели ты бы не оказала помощь, не проявила гостеприимство?

Не хотелось разочаровывать Лизу, но, скорее всего, я никогда не впустила бы в дом постороннего человека, пусть даже это будет и русская девушка. Этому меня учил дядя Мэтью. Быть может, поэтому я практически никогда не вляпывалась во всякого рода авантюры и неприятности. Да у меня, кроме Нины, к которой я была очень привязана и находила, что мы с ней — родственные души, не было друзей. Но кто знает, как сложились бы наши отношения, если бы Нине пришлось жить в одном доме со мной? А так… Она снимала небольшую квартиру в Кембридже, была независима, никогда не попадала в неприятные или двусмысленные ситуации, для выхода из которых ей могла бы понадобиться моя помощь, никогда не одалживала у меня денег, ничего не просила. Если представить себе, что она бы, к примеру, заболела, то я, конечно же, приехала навестить ее, купила бы ей лекарств, предложила, быть может, денег. Но этого, к счастью, ни разу не случилось. В те редкие минуты, когда у нас не было занятий, мы пили чай с яблочным пирогом в кондитерской неподалеку от учебного корпуса, подолгу гуляли, разговаривали. Нина много рассказывала о России, и мы постоянно сравнивали англичан и русских. Получалось, что в России у людей очень много проблем и жизнь там нестабильна. Сейчас-то я понимаю, насколько я была далека от этих разговоров и как же легко относилась к тем серьезным вещам, о которых мне рассказывала моя русская подруга. У меня было стойкое чувство, что проблемы могут коснуться кого угодно, только не меня. Ведь меня воспитывал дядя Мэтью, а он практически никогда не ошибался. И если бы существовал способ прожить двести лет, он прожил бы все двести, и ни дня меньше. Он очень любил жизнь.

Гостеприимство. Лиза сказала, что я проявила бы гостеприимство. Вот сейчас, когда я познакомилась с ней и Глафирой поближе, я непременно оказала бы им самый лучший прием в своем доме. Выделила бы отдельные спальни, готовила бы вкусную еду, покупала бы подарки. И мне бы хотелось сделать им что-то приятное — в благодарность за то, что они сделали для меня. Если бы они были мне чужие, то вряд ли бы они вообще когда-нибудь попали в мой дом. Однако вопрос был задан, и я ответила с улыбкой:

— Да, конечно! Если бы вы попали в сложную ситуацию, я непременно помогла бы вам.

Дни тянулись медленно. Я продолжала переписываться с Юрием. Он в своих письмах ко мне постоянно выражал свою озабоченность тем состоянием, в котором я оказалась. Задавал великое множество вопросов, связанных с тем, что могло со мной произойти сразу после того, как я прилетела в Москву. Судя по тому, что он писал, получалось, что он на самом деле должен был меня встретить, он и прибыл в аэропорт в положенное время, да только меня не нашел. И на его телефон, как он говорит, никто не звонил. А я, судя по фактам, которые удалось выяснить Глафире, практически сразу из аэропорта поехала в центр и сняла зарезервированный ранее номер в «Национале». В одной из самых дорогих гостиниц Москвы. И только лишь потому, что там любил останавливаться дядя Мэтью. Эгоист Мэтью. И я — эгоистка Джейн. Если бы дядя Мэтью был помоложе, мы были бы с ним отличной парой.

Наконец наступил день, когда мы сели в большой и комфортный «Крайслер» и не торопясь поехали в Москву.

— Конечно, можно было бы на самолете, это совсем быстро, — говорила перед этим Лиза, объясняя свое решение отправиться в далекое путешествие (все-таки тысяча километров в одну сторону!) на автомобиле, — но в Москве, боюсь, нам придется покружить. Терпеть не могу метро, а уж такси и подавно. Предпочитаю иметь свой дом на колесах.

Как я понимала ее! И как же я соскучилась по своим машинам!

— Так хочется уже увидеться с Юрием, — говорила, разглядывая сквозь стекло автомобиля проносящиеся мимо пожелтевшие от жары поля, тускло поблескивающие на солнце пруды и маленькие речушки. — Не представляю, что я ему скажу. Если он, как пишет, приехал в аэропорт, чтобы встретить меня, то почему же я его не увидела? Да, он написал, что стоял в группе встречающих с плакатом, на котором было написано «Джейн Чедвик». Я не слепая, я бы увидела и никогда не прошла бы мимо.

— Ты могла пройти мимо в одном случае, — заметила Глафира.

— Это в каком же? — спросила я, не представляя, что она ответит.

— Если бы ты не захотела встречаться с этим Юрием.

— Не встречаться? — удивилась я. — Но почему? Вы же сами видели нашу переписку, у нас были хорошие отношения. И я до последнего часа, до самого момента отъезда была с ним на связи.

— Может, тебе позвонил кто-то, когда ты находилась в пути.

— Но в самолете я отключила свой телефон!

— Представь себе, что Юрий — вовсе не тот человек, за которого себя выдает, — неожиданно заявила молчавшая до этого Лиза.

— Постойте… Вы что-то знаете?

— Нет, пока еще мы ничего не знаем, — сказала Лиза. — Но у нас есть факты, и они свидетельствуют о том, что ты либо не захотела встретиться со своим кузеном по какой-то причине, какую мы пока не знаем. Либо он солгал, когда написал тебе, что встречал тебя с плакатом. Либо с тобой переписывался вовсе и не Юрий, и тебе, предположим, откуда-то стало об этом известно.