Читать книгу "Игры без чести - Ада Самарка"

Наконец они появились. Влада Слава видел мельком пару раз, но без Светланы бы ни за что не узнал тут.

Она была в красном пальто и с розовой шалью — румяная, щекастая, как матрешка, с пышно уложенными светло-русыми волосами, с воинствующим чубом и зелеными тенями. Вбежав впереди Влада и чуть не задев Славин чемодан, стала продираться к выходу из зоны таможенного контроля. Потом вернулась изучать табло с прилетами. По легенде, Слава прилетал из Франкфурта полтора часа назад, о чем Светлана узнала от Вадика, уже находясь в машине.

Не найдя франкфуртского рейса, Светалана стала оглядываться, взволнованно придерживая шаль и поправляя прическу. Влад лаконичным кивком указал на стоящего у выхода Славу. Близоруко щурясь, Светлана зашагала в его сторону, стараясь разобрать, что написано на табличке.

— А, — сказала она, остановившись перед Славой. Слава вежливо и немного жалобно заулыбался.

— А, — повторила Светлана, ощутив неожиданную дрожь и резкий скачок давления, а также бесповоротность и реальность происходящего, что своей явственностью придавливало какие-либо зачатки удовольствия.

— Хэллоу, — не выдержал Слава.

— Хэллоу. Сори. Йор плейн из арайв нот фром Штаты, из арайв фром Франкфурт.

Слава стал улыбаться, показывая, что все страшное уже позади, и с надеждой покосился на выход. Влад молча взял его чемодан.

— Май нейм из Света, — сказала она, и Слава осторожно взял ее за руку, подержал несколько секунд. Рука была холодной, с очень тонкой, бело-синеватой кожей.

Потом Слава с любопытством осматривал бориспольскую стоянку и пешеходную дорожку, обозначенную на асфальте длинной, идущей с двумя изломами «зеброй». А еще небо, потому что он давно заметил, что все прилетевшие в Киев иностранцы, выйдя из аэропорта, проверяют небо.

— Nice to meet you, Sveta, my name is Slava, — сказал Слава.

— Слава? Слава, да? Вячеслав? — Она шла, как все встречающие иностранцев растерявшиеся женщины — сбоку и немного забегая вперед.

— Yes, Vyatcheslav, — подтвердил он, поняв, что Влад тут явно лишний.

Доехали нормально, Светлана пересказывала, немного посмеиваясь над собой, текст из учебника по английскому языку для шестиклассников: «Kiev — is the capital city of Ukraine». Слава понял, что для того, чтобы заговорить на ломаном украинском, ему нужно сперва выпить.

— Си? — воскликнула Светлана, когда они выехали на Южный мост и открылся вид на Лавру. Слава с утроенным вниманием уставился в окно.

— Зыс, — пояснила Светлана.

— Wow, — помог ей Слава.

— Йес, зыс из Лавра.

Влад повез их по крутому Печерскому спуску, прямо мимо лаврских стен.

— Зыс из хотэл «Салют», — важно проговорила Света на площади Славы. — Зыс из нот йор хотэл. Йор хотэл — это «Днепр».

Слава сокрушенно развел руками и покорно закивал, провожая взглядом «Салют», о котором у него остались весьма гадкие воспоминания, как о периоде, когда, увлекаясь легкими наркотиками, он играл там в казино, а чтобы не играть — старался поскорее уйти с купленной женщиной, но по прибытии домой от чужого присутствия становилось тошно, и он снова отправлялся что-нибудь нюхать, а потом возвращался на такси обратно в «Салют».

В «Днепре» был шикарный вестибюль, сносный зал для переговоров и совершенно отвратительные номера, типа «одноместный стандарт», расположенные по коридору со светлыми стенами и блеклым паркетом, еще помнящим отпечатки ног советских фарцовщиков и валютных проституток. Как договаривались, до стойки регистрации Влад Светлану не пустил, а Слава аккуратно вынул конверт от люфтганзовских билетов, куда вложил свой заграничный паспорт с украинским гербом. С магнитной карточкой-ключом от номера, бросив плащ на согнутую в локте руку, он вернулся к стоящим в холле Светлане и Владу.

— My conference will start right here in an hour, just enough to take a shower and grab something to eat. So, will you be taking me out somewhere tonight?

Светлана беспомощно покосилась на Влада, продолжая улыбаться, вспоминая почему-то текст «My family consists of five persons».

— Он спрашивает про планы на вечер. Конференция начнется через час, у вас билеты на когда?

— А, тикетс! Йес! Тарас Бульба!

— Taras what?

— Бульба! — сказала Светлана, думая наконец о том, что находиться в этом шикарном фойе ей приятно и что перспектива грядущего вечера тоже весьма заманчива.

— Bulba, — повторил Слава, кивая.

Договорились, что до театра пойдут пешком, Влада отпустили. Светлана отправилась на метро.

Дома были все в сборе — а Люсечка, та тридцатидвухлетняя одинокая женщина с трудной судьбой, сидела в пышной кремовой блузке, с нервным румянцем, смотрела на Светлану жарко и ультимативно. Светлана, специально чуть потягивая время, стала аккуратно вешать пальто и шаль, протирать обувь. Из дверного проема на кухню на нее внимательно смотрели две мамины подруги — в юности совершенно разные и по типажу, и по комплекции, но с годами приблизившиеся почти к фотографической идентичности — с одинаково скрипучими, басистыми голосами, с как бы стекающей к ногам треугольной полнотой, точно пирамиды — с небольшими, красновато-коричневыми редкими волосами, в янтарных бусах, уходящих в ширящуюся даль трикотажных кофт. Была еще Милка — соседка, недавно тяжело переболевшая маститом, с мужем-психопатом, ерзающая оттого, что не хотелось уходить и что дома мог проснуться маленький сын.

Светлана рассказала, что американец настоящий душка, что тут и тут, и вообще все в полном порядке и что «чистенький такой, рубашечка выглажена, туфли как новые, дурачок, в плаще приехал, что он, погоду не мог по компьютеру посмотреть?..» Люсечка сладко вздохнула и поежилась.

— Только под глазками у него синячки и цвет лица желтоватый — видно, печеночка не очень…

— Так что они жрут там, в своей Америке?.. Сплошной фастфуд… — Да, работает ведь, наверное, жены-то нет, кормить некому, вот и глушит кофе с сигаретами круглые сутки, — неожиданно пробасила одна из маминых подруг.

Первый вечер в каштановой столице Украины, матери городов русских, прошел для Славы кисло. Все друзья в это время посещали открытие либерально-пафосного заведения, и там ему было бы полезно покрутиться даже в плане бизнеса, а пришлось сидеть в двенадцатом ряду партера и слушать «Тараса Бульбу», к которому даже его собственная мать, всеядный и страстный любитель музыки, относилась с некоторой прохладой. Хотя визит в оперу произвел один удивительный эффект — звучание живой симфонической музыки пробудило в Славе какие-то светлые, пронзительные чувства, забытые с ранней юности. И ко второй картине, когда зазвучала песня невольниц: «Ох, низко, низко гнет калину буйный ветер», — был в состоянии глубокого философского переосмысления происходящего. Светлана сидела рядом, почти не шевелясь, глубоко дыша и глядя грустными, чуть влажными глазами куда-то далеко за пределы сцены, где разворачивался драматичный казачий эпос шестнадцатого века.