Читать книгу "Сошедший с рельсов - Джеймс Сигел"

Раз в год Джамиль приводил в школу преступников из тюрьмы, надеясь тем самым привить воспитанникам вкус к праведной жизни. Осужденные – некоторые из них – даже выросли где-то по соседству, рассказывали, как по недомыслию нарушили закон и каково им теперь находиться за решеткой.

А потом отвечали на вопросы из зала.

«Ты кого-нибудь убил?» – спросил однажды ученик у бывшего наркомана со шрамом поперек лица. И когда тот ответил «нет», школяр разочарованно вздохнул.

– Подумываю о том, чтобы заставить своих недорослей писать заключенным письма, – сказал я Джамилю.

Тот ел жидкое пюре с жирным куриным филе.

– Зачем? – удивился старший воспитатель.

– Для профилактики. По твоему примеру. Ребята потренируются в изложении мыслей, а заключенные, если ответят, преподадут им жизненный урок.

– Давай, – одобрил Джамиль.

– Только вот что…

– Да?

– Я знаю одного арестанта из моих мест. Хочу начать с письма к нему.

– Что он сделал?

– Вроде бы наркота.

– Бывает.

– Не представляешь, как узнать, где он сидит?

– Могу спросить знакомого из Чикагского управления исправительных заведений.

– Сделай одолжение.

– Хорошо. Если не забуду. Откуда он?

– Из Нью-Йорка.

– Как фамилия?

– Васкес.

– Васкес?

– Да. Рауль. Рауль Васкес.

Сошедший с рельсов. 52

Он знал, что я остался жив, и знал, где я теперь.

* * *

Его вытащили из-под обломков полумертвого, то есть мертвого только наполовину.

Несколько недель он пребывал в коме, и никто не знал, кто он такой.

Его машина стояла на гостиничной парковке. Он не показывался на работе, и знакомые сочли его погибшим.

Для идентификации личности у него сняли отпечатки пальцев. Это оказался Рауль Васкес. Тот самый человек, который не явился в суд после того, как ему предъявили обвинения в двух нападениях с нанесением телесных повреждений и в сводничестве.

Его перевели в тюремную больницу и держали там до тех пор, пока он не почувствовал себя лучше. Затем он предстал перед главным судом первой инстанции Бронкса.

Это я узнал из статьи. Об остальном догадался.

Он сидел в тюрьме и делился с сокамерником воспоминаниями о своих подвигах. Сокамерник вышел на волю, приехал в наш город и как-то зашел в аптеку. Он услышал, как я спрашиваю свиной инсулин. Редкое лекарство. Он заинтересовался, поразузнал обо мне и доложил Васкесу.

* * *

Через три недели Джамиль подошел ко мне после уроков и протянул листок бумаги.

– Что это?

– Тут данные о том, кто тебе нужен. Но их трое.

– Их?

– Три Рауля Васкеса. Однако ньюйоркец один. – Джамиль ткнул пальцем в первую строчку. – Вот этот.

* * *

Ночью я не мог заснуть.

Жена почувствовала мою тревогу:

– Что случилось, дорогой?

Я не хотел ей пока говорить. Не мог решиться. Однажды мы избежали катастрофы. Построили новую жизнь. Мы были счастливы. У меня не поворачивался язык сказать, что все напрасно. Что прошлое дотянулось до нас ледяными пальцами.

– Ничего, – ответил я.

Я размышлял.

Какой срок условно-досрочного освобождения при наказании двенадцать лет тюрьмы?

Когда Васкес выйдет на свободу?

Вот тогда он возьмется за меня – это точно. За меня и за мою семью. И сделает то, что сделал с Уинстоном, с Сэмом Гриффином и с тем несчастным, которого вытолкнул из поезда на железной дороге Лонг-Айленда. И бог знает, со сколькими людьми еще.

Однажды он заявился в наш дом под видом трубочиста.

«Я знал целую семью, которая легла спать и не проснулась».

Да, он непременно за меня возьмется.

Если только… если только я не возьмусь за него первым.

Он еще не в курсе, что я догадался о его планах.

Хотя какое это имеет значение?

Он в тюрьме. Он под запором.

Чтобы добраться до него, надо проникнуть в «Аттику».

Но как это сделать?

«Аттика»

Последний урок в тюремной школе.

Этот день был обведен кружком в моем календаре, и я мысленно много раз его репетировал.

Я миновал металлодетектор.

Прежде чем пройти в класс, задержался в комнате отдыха надзирателей.

Обычное помещение. Складные стулья, столы, телевизор с тринадцатидюймовым экраном, по которому большую часть времени показывали повторы передачи «Дьюкс оф хаззардз», популярной в семидесятых годах прошлого века. Кто-то из охраны неровно дышал к Дейзи Дьюк, наверное, из-за ее непомерно коротких шорт: на стене висел старый плакат с ее изображением – на белой блузке были нарисованы соски.

Я налил себе кофе, насыпал в чашку порошкового молока и размешал пластмассовой трубочкой для коктейлей. И как бы случайно завернул в левый угол, где размещался тюремный музей.

– Ну что, двенадцать-ноль-одна, братан, – ухмыльнулся Толстяк Томми. Он развалился на двух стульях и угощался телеужином.

Охранники «Аттики» часто изъяснялись на жаргоне заключенных. Двенадцать-ноль-одна – время, когда выдавали бумаги об освобождении.

«Не исключено», – подумал я, рассматривая экспонаты коллекции.

Кроме меня и Толстяка Томми, в комнате никого не было.

Покончив с кофе, я кивнул надзирателю и вышел. Толстяк посмотрел мне в спину, но не соизволил кивнуть в ответ.

* * *

Чтобы попасть в классную комнату, нужно было пройти через черную дверь, предварительно дважды в нее постучав. Затем миновать «боулинг». Так заключенные прозвали главный коридор, который, словно автостраду, делила надвое желтая прерывистая линия. Одна сторона для зеков, другая – для надзирателей. Дверь мне открыл Хэнк:

– Привет, Йобвок. Я буду по тебе скучать. Ты был клевым корешем.

– Спасибо, – откликнулся я, хотя понимал, что он болтает просто так.

* * *

Когда ученики расселись, я сообщил им, что провожу последний урок. Сказал, что с ними занимался с удовольствием. И надеюсь, что они самостоятельно продолжат читать и писать. Объяснил, что иногда учитель превращается в ученика, а ученик – в учителя. Именно это произошло в нашем классе: я многому у них научился. Никто особенно не растрогался, однако двое или трое кивнули. Может, им все-таки будет меня не хватать?