Читать книгу "В чертополохе - Иван Дорба"

— Согласен. Но меня не отпустит гауптштурмфюрер.

— Пустяки, завтра же я поговорю с его начальником Питером Краузом.

Олег пожал плечами.

— Питер мой старый знакомый по Гамбургу, где он был начальником гестапо. Его недавно перевели во Львов. Вот так-то, Олег Дмитриевич! — И, поглаживая лысину, он уставился на него веселыми глазами: — Крауз тут царь и бог, вы только постарайтесь с этим Остапенко.

Обратно в камеру Олег шел спокойно, вахтеры не кричали: «Лос! Лос!», не ставили носом к стенке. В камере Остапенко не было. Видимо, повели на допрос. Олег нервно зашагал по камере.

Вскоре загремел засов, и на пороге появился Петр.

— Первый раз не били, — шепнул он, — уговаривали по-хорошему!

Утром они послали вторую шифровку. Шесть цифр: 293031.

Минуло три дня. Напряжение достигло предела. «Неужели записка не дошла? Провал? Столько случайностей может возникнуть!» — и Олег украдкой поглядывал на Остапенко. Тот держался спокойно.

Чегодов ошибался, Остапенко нервничал тоже.

Безобразный уголовник на этот раз по-особому взглянул на Олега, незаметно подмигнул и оттопырил большой палец, Олег сразу понял: «Есть!»

— Все ясно, идет вариант номер один! — шепнул Чегодов, когда захлопнулась дверь. И, приподняв парашу, обнаружил небольшой клочок бумаги, где чернильным карандашом было написано: «В I».

— Теперь, Петро, дело за тобой, ни пуха ни пера! Увидимся ли? А если да, то уже на свободе. Только не переиграй.

Вечером Олега вызвали к Энгелю. Тот встретил его любезней обычного и тут же вызвал следователя.

Чегодов был в ударе. Четко, коротко и убедительно он изложил причины, побудившие Остапенко во всем ему открыться, высказал свое мнение и закончил просьбой:

— Не спешите устранять его! Нерационально, он может очень пригодиться. Я долго с ним беседовал. Остапенко уже совсем не тот, кем был.

— Ох, дорогой нацмальчик, не надул ли он вас с таинственными встречами?

— Черт его знает! Но, кажется, он говорил правду. Была минутная откровенность. И чем вы рискуете? Он упрям, как истинный хохол. Силой ничего не добьетесь!

— Филантроп! — улыбнулся Фосс и обратился к Энгелю уже по-немецки: — Этот молодой человек прав, у нас есть горький опыт с проклятыми большевиками. Стонут, кричат, ругаются, плюются, а этот нацмальчик сбил большевика с панталыку своим «солидаризмом».

— «Солидаризм»? Это настоящая абракадабра!… — засмеялся Энгель.

— «Солидаризм» вовсе не абракадабра, господин гауптштурмфюрер! — вмешался в разговор Чегодов.

— Ви нас понимайт? — насторожился Энгель.

— Да чего тут не понимать? «Солидаризм» — учение! Мы, русские люди, верим…

— Ну ладно, о «солидаризме» потолкуем сегодня вечером в ресторане. Согласны? — Фосс ухмыльнулся.

У Чегодова екнуло сердце. Кровь прилила к голове, застучало в висках. «Идиот! Не умею себя сдерживать! Все наружу!» — и сказал притворно спокойным голосом:

— Согласен, конечно!

4

Штраймел получил обе записки только 28 октября. Первая была отправлена 25-го, вторая — 26-го.

— А что обозначают эти записки? — спросил Абрам Штольц.

— Ясно. Остапенко включен в операцию. Двадцать девятого, тридцатого или тридцать первого быть в полной готовности. Петра поведут по Внебовстовпеной до Липковой и Вризаной. Он там будет прогуливаться в течение часа, от четырех до пяти вечера, эти три дня. Полчаса сначала по Вризаной, вторые полчаса по Липковой. От угла Внебовстовпеной и справа у четвертой липы есть железный люк канализации…

— Немцы не дураки, они знают про львовскую канализацию к посадят туда охранника с винтовкой, — заметил Абрам.

— Немца уберет Беня-водопроводчик, лихой бандит сказал: «Брось хлопоты и бессонницу, зачем немцу иметь разочарование в своей сладкой жизни, он туда не полезет, это говорю тебе я, Беня Шпигельман!» Беня говорит железно, и пусть, Абрам, тебя ничто не волнует, я тоже имею интерес освободить моего друга Остапенко.

— А як буде з Олигом, чи Непомьятайком?

— Це вже твое дило. Поведешь его в Жежию, в ту хату, а ночью вдоль полотна на северо-восток и прямо до Фрегуловки. Ясно? Там уже грубиянить будет мой друг Остапенко. А ксива мосье Олегу уже готова. Настоящий аусвайс, подписанный нашим уважаемым ясновельможным визитатором и головою миста Долянским, а также начальником украинской полиции майором Питулем, холера им в бок! И чтоб им было плохо, а вам хорошо!

— Тебе чего, пацан? — обратился Штраймел к внезапно вбежавшему в комнату маленькому продавцу газет на Краковском базаре.

— Вот, велели передать; все бросил, прибежал, — и мальчик протянул записку.

— «Тридцать злотых, как договорились. Жду Ивана в тот же час», — прочитал Штраймел. — И, повернувшись к мальчику, спросил: — Кто тебе дал записку?

Мальчик довольно точно описал внешность Чегодова.

— Тютелька в тютельку, пацан, имей свои тридцать злотых, чтобы ты был жив-здоров, мой дорогой коллега! Бери в руки ноги и беги к Бене-водопроводчику и скажи, чтоб он дал тридцать злотых, не сорок и не тридцать один, а тридцать злотых. Ты меня понял, Додя? Тридцать! Чтоб потом не видеть твои слезы… Беги!

Газетчик со всех ног кинулся из комнаты.

— Ты, Абрам, завтра, когда стемнеет, пойдешь на Вулецькую, шестнадцать, — это квартира Штрейхера Франца. Правильно? Встанешь у телефонной будки и там будешь ждать, пока придет Непомьятайко. Правильно?

— Ты, Абрам, наймудрийший хлопец у нас, — хлопнув Штольца по плечу, весело сказал Бойчук, — и усе кажешь правильно! На Вулецьку чи на Крашевского у Гадкевича!

* * *

29 октября, рано утром, Эрих Энгель поехал осмотреть место, где должна была произойти операция по захвату одного из руководителей партизанского отряда, который, согласно показаниям Остапенко, назначил ему конспиративную встречу. Гауптштурмфюрер отнесся к заявлению Чегодова и признаниям Остапенко недоверчиво. «Скорей всего Остапенко врет, но какая-то цель у него есть, и надо ее разгадать. А Чегодов просто ему поверил. За него просил Клавдий Фосс, хочет его взять с собой в Одессу. Странное впечатление производит этот Чегодов. Ходит не по земле. Даже сентиментальный. В разведке ему делать нечего. Такой мне не нужен, пусть себе едет. И все-таки…»

Мысли гауптштурмфюрера прервал шофер, спросивший, где именно ему следует остановиться.

Энгель с утра был несколько рассеян. У него было прекрасное настроение. «Битва за Москву подходит к своему завершению. Преследуя остатки войск Брянского фронта, передовые части армии генерала Гудериана сегодня подошли к Туле», — эта радиосводка освободила его от гнетущей, в последние дни какой-то необъяснимой, тяжести. Он даже начинал побаиваться, уж не заразился ли тифом, который свирепствовал в это время во Львове.