Читать книгу "На службе зла. Вызываю огонь на себя - Анатолий Матвиенко"

Даже врач оживился. Лишь фюрер сидел безучастно. Из-за плохого зрения он просто не рассмотрел начало видеотрансляции.

— Высшие Неизвестные! К вам взывает фюрер арийского народа Адольф Гитлер!

Никольский умолк. Он пока что отыграл роль.

Вероятно, в нацистских традициях обряды лучше обставлять в темноте, при свечах или наподобие ночных факельных шествий. Но Гитлер панически боялся ночных бомбежек, поэтому акцию назначили на закате.

Резко, безо всякого перехода, на месте веретена возник огромный, выше человеческого роста меч, перекрещенный с боевым скандинавским молотом.

— Высшие Неизвестные видят тебя, фюрер!

Заранее зная сценарий, Владимир Павлович как мог отстранялся от эмоций, рассчитанных на германских противников. Но мощный гипнотический голос накрыл и поглотил его без остатка. Хотелось выть от восторга, принести себя в жертву высшим силам. Эйфория от близости чего-то невыразимо прекрасного была тысячекратно сильнее секса, выпивки, наркотического блаженства и прочих земных радостей.

На фоне этого зазвучали веские слова. Они были сказаны тоном, не терпящим возражений и сомнений. Но кто в здравом уме усомнится в истинности божественного предначертания?

Когда изображение древнего оружия растаяло в воздухе, умолк волшебный глас и люди вернулись в обыденную реальность, Гитлер без посторонней помощи вскочил с кресла, почти не качаясь, приподнял обе руки вверх и захрипел:

— Спасибо, боги, что не оставили меня!

Он даже до машины дошел без остановки. Жестом отослал от себя Никольского, мол, мне надо подумать.

Владимир Павлович сделал несколько шагов по направлению к «Мерседесу», на котором приехал Вюст. Слух на грани восприятия уловил щелчок, будто клацнул затвор пистолета-пулемета. «Опасность!» — рявкнул в голове Шауфенбах. Никольский инстинктивно, как на фронте, кинулся вперед и вниз, в пространство между автомобилем и бугаем из охраны фюрера. Очереди из двух машиненпистоле хлестнули по бронированному боку лимузина, сразу начали стрелять охранники. Пуля рикошетом пробила рукав, сверху навалился эсэсман.

Никольский неуклюже выбрался из-под тела. Кровь бодигарда затекла за шиворот. У башни автоматчики окружили две фигуры в эсэсовской форме, лежавшие на земле.

Подбежал давешний штурмбаннфюрер.

— Вы целы?

— Спасибо, да. Боги хранят меня. Как фюрер?

— Покушались на вас. Быстрее в машину.

Все произошло настолько быстро, что Никольский не успел испугаться. В машине попросил у водителя чистую тряпицу и как мог стер кровь.

— Вы ранены? — спросил Вюст, едва шевеля побелевшими губами.

— Высшие уберегли. Кровь охранника.

— Гиммлер. Выбрали момент, когда вы отошли от фюрера.

— Что, теперь и спать с ним в обнимку? — увидев дикие глаза профессора, Никольский понял, что сказал лишнее. — Простите, я пока не пришел в себя после обстрела.

— Уверен, вас теперь будут охранять наравне с вождем и Евой Браун. А мне? Хоть беги из страны.

Это твои проблемы, подумал посланец и попробовал успокоиться.

В ту ночь не бомбили Берлин. Данное обстоятельство, как и провал покушения (мертвый охранник не в счет) фюрер счел добрым знаком. Впервые за год он проникся некоторым оптимизмом. Колонна машин беспрепятственно прибыла на Вильгельмштрассе во двор рейхсканцелярии, откуда начинался спуск в бункер.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Из фюрербункера в фюрерлодку

Две недели до отъезда из Берлина Никольский постоянно находился в бункере, ежедневно общаясь с вождем. В радужной перспективе слинять и избежать возмездия Гитлер развил кипучую деятельность. Естественно, не сам, а руками все еще многочисленных и верных помощников. По любому вопросу, связанному с операцией «Феникс», он засыпал посланника Высших бесчисленными вопросами, забывая на них ответы и потому многократно повторяясь.

— В Новой Швабии есть наша база. Почему Высшие Неизвестные не открыли оттуда вход в Шамбалу нашим полярникам?

— Потому что без вождя арийской нации это не имеет смысла.

— Да-да…

Через час.

— С Новой Швабией есть радиосвязь. Давайте снова устроим ритуал в Вевельсбурге и попросим Высших показать вход в Шангри-Ла.

— Высшие однозначно выразили свою волю: сбор архивов Третьего рейха и НСДАП, их уничтожение, доставка важнейших финансовых материалов на Землю Королевы Мод.

— Конечно, я помню… Кальтенбруннер?

— Да, мой фюрер!

— Как продвигается с архивами?

— По утвержденному вами графику, мой фюрер.

— Постоянно держите меня в курсе.

По старой привычке он продолжал следить за положением на фронтах, упрямо вколачивая в головы фельдмаршалам и генералам необходимость драться за каждый кусок земли и немедленно наказывая дерзнувших отступить. Никольский по стекающим к нему обрывкам информации понимал, что фюрер выбрал гибельную стратегию. Чем дробить войска, давно не имеющие резервов, надо было давно оставить Восточную Пруссию, Бреслау, Венгрию и Чехию, стянув остатки армии ближе к Берлину. Красная Армия уже изготавливалась к решительному штурму столицы. После ее взятия добивание отдельных разрозненных соединений — вопрос недели-двух. Фюрер по-прежнему полагал себя умнее всех и считал своим долгом до конца контролировать ситуацию. Генералы, прекрасно понимавшие ошибочность как общей стратегии, так и отдельных решений, ярились в бессилии что-либо изменить и пытались делать возможное и невозможное, выстилая путь к Берлину трупами германских и советских солдат.

Никольского угнетал каждый лишний день. Достаточно поднять Гитлера на борт американского или британского корабля, зажать в тиски вялую серую мошонку, как фюрер на весь мир прокаркает в микрофон о прекращении сопротивления вермахта. Очередной бесцельно потраченный день уносил тысячи, десятки тысяч человеческих жизней.

Как это можно стерпеть?

Нужно! Терпеть! Еще раз терпеть! Сохраняя бесстрастное лицо и отвечая на повторяющиеся без конца вопросы.

— Посланник, почему Высшие столько внимания уделяют документам?

— Не хотят, чтобы оставались следы их вмешательства в становление Третьего рейха. Возрождение арийского движения произойдет не под знаменем нацизма.

— Нацизм — наиболее передовое учение современности! — как и Ленин, фюрер достаточно часто в приватных разговорах начинал говорить лозунгами, словно перед микрофоном на радио или на митинге. Грань между реальностью и вымышленным миром нацистской идеологии у него стерлась.

— Многие великие дела нужно делать без лишней рекламы. Если бы уничтожение евреев, а потом и ликвидация концлагерей состоялись тихо, никто не вспомнил бы о миллионах недочеловеков. Вы оставили концлагеря русским и американцам вместе с недобитыми иудеями. Теперь нацистов будут вспоминать не за выдающиеся культурные и технические достижения, а за убийство якобы невинных граждан. Поэтому Высшие, учитывая перспективу, желают дистанцироваться от нацизма.