Читать книгу "Воевода - Александр Прозоров"

– Вот, послушницу новую для вашей обители нашли! Давай, старче, принимай. Да шевелись, нам некогда!

– Тьфу, срамота, – едва глянув на Софью Витовтовну, отвернулся батюшка. – Вы ее хоть оденьте во что-нибудь. Нельзя же так.

– Сейчас, найдем, – снова устремились в бревенчатое нутро монастыря ушкуйники. Вернулись они с тремя перепуганными пожилыми монашками и каким-то тряпьем:

– Во, ее одеть надобно, – указали на великую княгиню.

Сестры перечить не стали, быстро развернули и через голову надели на женщину черный подрясник.

– Начинай же, отче! – потребовала Елена, широко перекрестившись.

– Сестра Иулиания, ножницы и Библию, – негромко сказал священник и тоже осенил себя крестным знамением, быстро забормотал: – Боже милосердный, яко отец чадолюбивый, глубокое зря смирение и истинное покаяние, яко блудную сестру, прими ее кающуюся, к стопам твоим вторицею припадающую… – Он поднял голову и спросил: – Почто пришла еси, сестра, ко святому жертвеннику?

Софья Витовтовна промолчала. Егор наклонился к ней и спросил:

– Тебе что больше нравится, княгиня, смерть или изнасилование? Или все вместе? Я человек мирный, но ссориться с женой из-за тебя не стану.

– Жития ищу совершенного, постнического, святый владыко, – ответила пленница.

– Вольным ли своим разумом приступавши ко Господу?

– Ей, святый владыко.

– Не от некия ли беды или нужды?

– Ни, святый владыко.

– Отрицаеши ли ся вторицею мира и всех якоже в мире, по заповеди Господней?

– Ей, святый владыко.

– Обещавши ли вторицею сохранити себя в девстве и целомудрии, и благоговении даже до смерти?

– Ей Богу споспешествующу, святый владыко.

– Аминь, – с облегчением перекрестился священник.

Сестры поднесли великой княгине тяжелое Евангелие в кожаном переплете с лежащими на нем ножницами.

– Возьми их и подаждь ми.

Княгиня взяла ножницы, подняла над головой. Батюшка принял священный инструмент, выбрал на лбу Софьи Витовтовны изрядную прядь, отстриг ее одним движением и положил на алтарь:

– Миром Господу помолимся о сестре нашей новообретенной Евстафии, Господи помилуй, – священник положил руку новоявленной монашке на плечо: – Встань, сестра возлюбленная наша. Приветствую святым мира и любви с принятием великого чина иноческого…

С этого мига великая княгиня Софья Витовтовна перестала существовать. Так же точно, как если бы Егор перерезал ей горло. Но это убийство обошлось хотя бы без крови.

Московская дружина, несмотря на все поспешание, вернулась в разоренную плотницкую слободу только на третий день пути – усталая и практически без лошадей. Боровицкие ворота, доверху заложенные камнем, дымы над Москвой и отсутствие стражи на стенах рассказали им все. Новгородцы смогли воспользоваться промашкой великого князя в полной мере, отгородившись ныне от Василия Дмитриевича стенами его собственной столицы. Между тем у московских воинов не было с собой ничего, что могло бы помочь преодолеть высокие известняковые стены. Ни таранов, ни камнеметов, ни пушек. Ничего…

Однако Чингисид не умел сдаваться. Осмотрев крепость снаружи, он вернулся к Василию Дмитриевичу с новым планом:

– Они все еще внутри, великий князь, – опустился он на колено рядом с попоной правителя. – Я велел перекрыть дороги и ставить засеки. Новгородцы сами загнали себя в ловушку. Им не уйти из города и не вывезти из него добычи. Нас мало для штурма или битвы, но отбить вылазки сможем. Возьмем их осадой. Без подвоза еды больше двух месяцев Москве не продержаться. Через седьмицу или две подойдет хоть одна из порубежных ратей, наши силы сравняются. И у нас появится конница! Мы возьмем их при попытке выйти, и чем позже они сунутся наружу, тем меньше у них возможности прорваться.

– Хорошо, – смирился с неизбежностью великий князь. – Возьми мою дружину и уничтожь их. Доверяю.

Царевич Яндыз все равно фактически уже командовал дружиной. Оставалось это только признать.

Два дня московские ратники, скинув доспехи сами и согнав смердов из ближайших деревень, окружали Москву новой неодолимой стеной, вкапывая рогатины на полях и наволоках, ставя срубы на трактах и засыпая их землей, выкапывая перед укреплениями глубокие рвы, подрубая деревья в дровяных лесах, заваливая их крест-накрест и затачивая направленные в сторону осажденной крепости сучья. Теперь человеку было трудно даже просто уйти из города. А если его захотят остановить дозоры – то и невозможно. Прорваться же целой армии, да еще с длинными тяжелыми обозами…

Спасти новгородцев могло только чудо.

И, к ужасу Чингисида, оно произошло.

В один из дней Москва-река заполнилась кораблями. Ладьи, струги, ушкуи, насады, кочи теснились на воде, не помещаясь меж берегов и цепляясь бортами, один за другим подваливали к причалам. А потом уходили, скатывались вниз по течению и за излучиной вставали на якоря. Работы на причалах продолжались и ночью, и весь следующий день – а потом все закончилось. Корабли ушли, оставив Москву почти целой – со всеми ее домами, укреплениями и храмами. Вот только тихой и пустой.

Известие о том, что многотысячная новгородская армия смогла всего за несколько дней разгромить великого князя и захватить Москву, разбежалось по уделам и землям быстро и далеко, а огромный флот из многих сотен судов был тому серьезным подкреплением. Ни Коломна, ни Рязань, ни Муром, ни Нижний Новгород не рискнули остановить возвращающуюся с победой огромную могучую рать. Корабли проплывали под их стенами, под жерлами орудий, возле которых стояли наготове наряды с раскаленными запальными штырями – но ни одного выстрела так и не прозвучало, ни одна стрела не взметнулась над водной гладью, чтобы вонзиться в палубу проплывающего ушкуя или ладьи. Во всех церквях вдоль Оки шли молебны во избавление от опасности – чтобы минула беда, чтобы бесчисленные разбойники не остановились и не разорили еще кого-нибудь, раз уж невинный город или село удачно попались на их пути.

Но корабли не останавливались, не высаживали дружин, никого не грабили и не обижали. Груженные до самого верха, они торопились домой, к далекому Волхову. И на одном из этих идущих под всеми парусами ушкуев отдыхали в тесной каютке князь Заозерский и его жена.

– Хочешь знать, почему я тебя не убила? – как-то неожиданно поинтересовалась Елена, откинув одеяло и поцеловав мужа в живот. – Я все слышала. Даже собираясь заняться блудом с другой, ты все равно думал обо мне. Ты хотел сквитаться за меня, сделать это из мести. И хотя я страшно заревновала… Но я все равно поняла, что ты меня любишь…

Она подумала и добавила:

– Но если еще когда-нибудь, хоть один раз, ты прикоснешься хоть к одной другой женщине, я отрежу тебе то, чем ты это сделаешь, засушу, положу в шкатулку и буду носить с собой. Коли ты не способен правильно распорядиться своим достоинством, пусть оно лучше будет храниться у-у-у-у… Ой!