Читать книгу "История моей жизни. Воспоминания военного министра. 1907—1918 гг. - Александр Федорович Редигер"

как каждый великий князь норовил выкроить себе автономный удел и от него не только не было возможности избавиться, но даже не было возможности добиться чего-либо ему неугодного. Поэтому если бы я стал возражать Гучкову, то мои возражения были бы слабы, а между тем они могли бы вызвать еще новые выпады против великих князей и увеличить скандал; я предпочел не возражать.

Государь в это время был в шхерах; по его возвращении я при первом своем докладе, 17 июня, заговорил о речи Гучкова. Государь по поводу ее мне сказал, что на нее, конечно, трудно было ответить, особенно экспромтом, но он желал бы, чтобы впредь подобные выпады не оставались без отпора. К этому докладу я поехал, имея в портфеле готовую просьбу об увольнении от службы; ввиду отношения государя к бывшему инциденту просьба эта осталась в портфеле.

Вскоре после этого я был в Красном у великого князя Николая Николаевича и нашел его вежливо холодным и крайне сдержанным – он, очевидно, был на меня сердит. Затем я из письма Березовского узнал, что великие князья Николай Николаевич и Сергей Михайлович в начале июня были в Крыму, с бешенством читали телеграммы о речи Гучкова и бранили меня[167].

Ярким примером непригодности к занимаемой должности являлся великий князь Константин Константинович; но хуже всего было то, что и его помощник Анчутин, угождавший во всем великому князю и сам полуштатский, пользовался защитой великого князя и не мог быть сменен без его согласия. О необходимости смены я говорил великому князю неоднократно, и он, в конце концов, стал соглашаться со мною, но выставлял два затруднения: что Анчутину с его громадной семьей будет весьма тяжело оставлять должность, а также трудно найти ему заместителя. В разговорах о необходимости убрать Анчутина, я однажды даже сказал великому князю, что должен же он вспомнить о России! Ведь она держится только войсками, а остов войск – их офицеры! Так надо же заботиться о подготовке этих офицеров, пусть бы для этого пришлось расстаться с Анчутиным!

Наконец, к февралю 1908 года удалось убедить великого князя расстаться с Анчутиным[168] и выбрать себе нового помощника в лице генерала Лайминга, который, впрочем, тоже оказался покорным слугой великого князя.

Я уже говорил, что главный начальник военно-учебных заведений пользовался такой самостоятельностью, что заведения эти выходили из рук министра, за которым только оставался выбор этого главного начальника и общее наблюдение за его деятельностью; но великий князь был избран помимо министра и о его смене не могло быть и речи. Желательно было подставить ему хоть помощника истинно военного, дабы заведения управлялись в военном духе, но и это не удавалось!

Главный военный прокурор Рыльке чем-то не угодил Столыпину, который стал говорить мне о необходимости его смены; наконец, государь выразил мне свою волю, чтобы Рыльке был уволен. Никакого прямого обвинения к нему не предъявлялось, а лишь говорилось, что он слишком мягок, недостаточно строг и прочее. Волю государя пришлось исполнить, но зато я ему испросил назначение членом Военного совета; кажется, это был первый случай назначения в Совет военного юриста. Вместо Рыльке я избрал барона Остен-Сакена, человека очень почтенного и всеми уважаемого, но посредственного юриста. В конце июня я испросил утверждения положения о том, что председатель и члены Главного военного суда через четыре года бытности в должности увольняются от службы, если не последует иного высочайшего повеления.

В марте 1908 года было испрошено назначение сенаторской ревизии Туркестана, причем в ревизующие сенаторы был избран граф Пален, с которым я до этого вовсе не был знаком.

Туркестан по гражданскому управлению находился в ведении Военного министерства, причем им ведал Азиатский отдел Главного штаба; сколько-нибудь компетентными в Туркестанских делах были только чины этого отдела, а высшее начальство, начальник Главного штаба и военный министр, дел этих не знали и вершили их согласно докладу начальника отдела. Положение было настолько ненормально, что я весной 1906 года заявил в Совете министров (еще у Витте), что признаю правильным передать Туркестан в гражданское управление. Совет министров отнесся к этому заявлению вполне сочувственно, но только через год было образовано совещание для составления нового положения об управлении Туркестаном; при этом, однако, выяснилось, что многие вопросы (например, поземельное устройство, переселенческий, горный, ирригационный) требуют предварительного детального изучения; для этой цели и была назначена сенаторская ревизия, которой также было представлено расследовать могущие открыться неправильности в действиях местной администрации.

Туркестаном управлял Гродеков; по частным сведениям, он уже совсем состарился и не мог управлять краем. Чтобы выяснить этот вопрос, в Туркестан был вновь послан генерал-адъютант Максимович, который подтвердил необходимость убрать Гродекова. Частным письмом я предложил Гродекову отправиться на покой в Государственный Совет, что он и сделал. На его место был избран генерал-адъютант Мищенко, который был у меня в начале июня, когда я с ним впервые познакомился. Мищенко выразил удивление моему согласию передать управление Туркестаном в Министерство внутренних дел, но я ему объяснил, что в делах Туркестана я ничего не понимаю, а послушно делаю то, что подскажет полковник Цейль, начальник Азиатского отдела, который и является подлинным начальством Туркестана; от такой ненормальности я и хочу избавиться, передав дело в компетентные руки. Ревизия, уже назначенная, смущала Мищенко; но я его уговаривал не смущаться, так как ревизия внесет лишь свет во многие вопросы; если же она откроет беспорядки и злоупотребления, то такие, за которые он не ответственен, так как они произошли до него! Вскоре по приезде Мищенко в Туркестан начались столкновения между ним и Паленом, а затем и просьбы Мищенко об увольнении его от должности; я его просил терпеть, для пользы дела, до конца и старался успокоить Мищенко, вообще обидчивого, и действительно его удалось удержать в Туркестане.

Сомнение вызывала также деятельность Надарова, командовавшего войсками в Омске; для выяснения дела туда был командирован генерал-адъютант Пантелеев. Я не помню, в чем он обвинил Надарова, тот был уволен от службы и заменен помощником Сухомлинова генералом Шмитом.

Выбор кандидатов на высшие должности производился по кандидатским спискам, составленным Высшей аттестационной комиссией, и уже не представлял никаких затруднений. Между прочим, Комиссия постоянно признавала генерала Ренненкампфа пригодным лишь для оставления в должности командира корпуса; государь при одном из моих докладов сказал мне, что Ренненкампфу следовало бы дать округ; я возразил, что это неудобно, так как его ведь все считают мошенником и вором! Государь не настаивал, сказав лишь, что обвинения против Ренненкампфа голословны. Он через некоторое время вновь заговорил