Читать книгу "До мурашек - Ана Сакру"

операцией.

Если бы не предстоящий разговор, это был бы прекрасный вечер, пропитанный июньским теплом, запахом жареного мяса, потрескиванием костра, песнями под гитару и смехом, но я всё равно думаю только об одном.

Что совсем скоро десять вечера, и мы уйдем, потому что Мишке будет пора спать. Уложим его, а потом…

Когда стрелки настенных часов показывают начало одиннадцатого, а компания в беседке уже больше орёт и пьёт, чем играет, решаю, что мне пора покидать своё укрытие на кухне, а ребенка уже надо вести домой. Выискиваю взглядом Лёвку, но его нет. Как и Миши.

Ушли без меня? Сердце болезненно сжимается, пропуская удар от кольнувшей обиды. Нет, он не мог.

- Пойдём на улицу, Тань, - говорю вслух приятельнице, с которой вместе сидим у окна, поедая виноград и запивая вином.

- Ты иди, мне позвонить надо, - и не думает вставать с мягкого кресла.

- Ладно, давай прощаться тогда, мы сейчас уже наверно домой пойдём, - наклоняюсь и быстро целую её в подставленную щеку.

Выхожу из дома и замираю на пороге, потому что прямо передо мной на крыльце сидит Лёвка с Мишей на коленях, а рядом с ними… моя мама, которая тихо им что-то рассказывает.

Я не вижу её лица, только как выразительно порхают в воздухе мамины руки, подкрепляя слова. Но зато я четко могу разглядеть Лёвкин профиль и Мишину мордашку. Они оба открыто улыбаются моей маме, внимательно её слушая.

И если для Миши в этом ничего удивительного, то видеть Лёвку, так смотрящего на мою мать – для меня шок.

И я замираю, боясь вздохнуть, помешать, разрушить что-то хрупкое, что вижу прямо сейчас перед собой. Они будто втроём в своём мире, и им там хорошо.

Лёвка говорит что-то моей маме, и она смеётся. Смеётся, погладив рукой его плечо!

Отвечает в тон, и он смеётся тоже. Мишка спрыгивает с коленей отца и залезает к моей маме, обнимая её за шею крепко-крепко. Показывает папе язык. Лёвка на это громко возмущенно цокает, но в его глазах такое тепло, что мои заволакивает слезами.

Сама себе объяснить не могу. Просто пробило и всё.

Неосознанно делаю шаг к ним. Мишаня первый меня замечает, вскидывает голову.

- Теть Гуль, а я сегодня у бабы Нины ночую! Папа разрешил! – счастливо рапортует он, - Она мне расскажет про гномика Мишу и его друзей! Этот Миша - он почти как я, только непослушный!

57. Гулико

Чёрная июньская ночь давит на плечи - такая плотная, что кажется можно ухватить горсть и спрятать себе в карман.

Мы с Лёвой молча идем рядом, не касаясь друг друга, но его рука так близко к моей, что покалывает и горячо жжёт всю левую часть тела - от щеки до кончиков пальцев на ноге.

Внутри я умираю сейчас, потому что каждая моя клеточка настроена на него - ловит тяжелую, окутывающую ауру, впитывает запах тела, смешанный с туалетной водой и ароматом ночных цветущих вокруг деревьев, прислушивается к звуку наших шагов и едва уловимому Лёвкиному дыханию.

Мой-мой-мой - заполошно стучит сердце...

Скручивает тоской от воспоминаний, сколько раз мы шли вместе по этому до боли знакомому маршруту от дома моих родителей к дому его и обратно, но почти всегда крепко держась за руки и тихо замирая от ощущения звенящего в груди счастья.

И я почти готова признаться в своей ущербности.

Лишь бы только не увидеть разочарование в Лёвиных глазах, не заметить попытку это разочарование скрыть. Не поймать невольный холодок отчуждения, повеявший между нами.

Это от Гелы-то было тяжело вынести, но там страдала лишь моя гордость. Да и какая жена вынесет, если её муж, пусть и не самый любимый, в лицо назовёт её недоженщиной и выбросит из дома, как прохудившийся сапог.

Но по большому счету мне на слова Гелы было плевать. Я от него детей и сама не особо хотела, а тут...

Мой родной, мне так жаль...

Если бы я могла дать тебе прочувствовать насколько. Если бы это было возможно.

Лёвка открывает передо мной дверь и пропускает в дом. Ступаю первой в темноту. Он щелкает за моей спиной выключатель, и коридор заливает электрическим светом. Лёвка захлопывает входную дверь, отрезая нас от остального мира. Невольно вздрагиваю от этого звука. Крупные мурашки по спине бегут. Разуваемся, старательно не смотря друг другу в глаза, от чувства нервной, перетряхивающей внутренности тяжести подкашиваются ноги.

Лёвка, первый избавившись от летних кроссовок, поднимается на второй этаж. Я за ним. Захожу в нашу спальню, где он так и не включил свет, но успел распахнуть настежь балконную дверь и начать прикуривать, встав в проёме. Его силуэт черный и четкий на фоне звёздного неба, подсвеченного крупной полной луной.

По комнате ползёт горький сигаретный дым. Медленно подхожу к Лёвке, наблюдающему за мной из- под полуопущенных век и становлюсь напротив в проёме балконной двери. Это очень близко, и я теперь могу разглядеть каждую черточку на его лице, ставшую резче от ночных теней.

- Надо поговорить, - выдыхает облако дыма вбок.

Киваю, пряча руки за спину. Переминаюсь с ноги на ногу. Начинать первой сил нет. Жду.

Лёвка смотрит на горящий кончик сигареты, сдвинув брови к переносице, берет паузу в пару секунд и наконец поднимает на меня тяжелый взгляд.

- Для тебя это вообще что-то значило или...? - хмыкает хрипло, за саркастичным тоном пытаясь скрыть истинные эмоции, но я чувствую их как удары в грудную клетку.

Они выбивают весь дух из меня.

- Конечно! - восклицаю шепотом.

Встречаемся глазами. Я чувствую, что мои уже болезненно блестят. Знаю, чть сейчас, когда слово на вес золота, страшно сказать не так. Сказать лишнее. Как два канатоходца, без страховки идущих на встречу друг другу под самым куполом.

- Тогда...Ты не хочешь из-за Миши? - выдает следующий мучающий его вопрос.