Читать книгу "Контрразведчик - Юрий Корчевский"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Узнаете?
– Пули от револьвера Нагана.
– Верно.
Пули были очень характерные, с ровным тупым концом. Пистолетные были с округлым носиком.
– Эти пули извлечены из вашего тела хирургом во время операции.
– Не могу знать.
– А как же, вы же без сознания были из-за ранений, из-за наркоза. Но вот странность. В вас стрелял сосед Василий из дробовика. И если бы хирург извлек дробь, картечь, пулю – я бы не удивился. Как вы объясните?
– Даже предположить не могу. Может, Василий снарядил их в охотничий патрон? Туда при желании хоть рубленые гвозди определить можно.
– Верно. Я бы не поверил, но свидетелей много, как в вас сосед выстрелил.
– Что с ним?
– За попытку убийства сотрудника правоохранительных органов сидит в следственном изоляторе. Дело-то простое, все на виду. Пьянство до беспамятства, как итог – стрельба по людям. Впереди суд, срок. Выздоравливайте, сотрудники желают вам быстрейшего выздоровления. Всего хорошего!
Кое-что начало проясняться, но уж больно фантастически все. Как он сюда угодил? Впрочем, после смерти отца и прочтения его записей удивление не было таким сильным.
Через несколько дней, когда окреп, попросил мед-сестричку помочь ему встать.
– Хочу в окно посмотреть.
– А сил хватит? Кабы хуже не было.
– Дойду, вы не беспокойтесь.
Опираясь на ее плечо, доковылял. На улицах снег, что ожидаемо. Но дома старые видны, что были на его памяти напротив Обуховской больницы. Только вдали что-то непонятное, высокое.
– Это что?
И пальцем показал. Пальцем тыкать нехорошо. Но Матвей помнил, что он вроде как из пролетариев, а не дворянин, простительно.
– Здание Лахта-центра, принадлежит Газпрому.
Что такое этот Газпром, Матвей не знал, но спрашивать не стал, постеснялся. Еще подумает медсестра, что он совсем дремучий, деревенщина неотесанная.
Когда оставался один в палате, старался припомнить все, написанное отцом. К сожалению, там все больше про политические события – кто правил, какие события в стране происходили – репрессии 1937 года, Вторая мировая война, двадцатый съезд партии, потом «демократизация», падение большевистской власти. А как реально народу живется, как изменился родной и любимый город – ни словечка. Отца можно понять – о сыне беспокоился, чтобы ошибок не допустил, не примкнул к троцкистам, да много от чего предостерегал. А Матвей не дожил до тех описанных событий. Отец перенесся в девятнадцатый век, а он из двадцатого в двадцать первый. Полная фантасмагория и бред! Никому нельзя говорить, иначе сочтут сумасшедшим. И Матвей молчал. Когда окреп немного, стал выбираться в коридор, общался с пациентами, в основном слушал. Телевизор в холле стоял. Для него – чудо, для остальных – вполне привычная вещь. А еще интересны были телефоны. Судя по тому, как ловко щелкали кнопками дети, сложного ничего не было. Это в его бытность телефоны были с проводами, из черного эбонита, тяжелые.
Настал день, когда его выписали. Приехали люди, называвшие себя его родителями, привезли одежду, пришедшуюся впору. Ехали на машине. Матвей жадно смотрел в окно – насколько изменился город, читал вывески, смотрел, как одеты. Машин на улице много, а лошадей нет вообще. Машины красивые и моторы не шумят, не чадят. А как подъехали, с Матвеем случился шок. Фурштатская улица, второй подъезд, третий этаж. Квартира, которую приобрел отец перед свадьбой и в которой несколько лет жил Матвей. Позже родители и жена проживали на даче в Ольгино.
– Сынок, с тобой все хорошо? – спросил «отец».
– Не приставай, видишь – для него трогательный момент. Можно сказать, заново родился, после ранения в себя прийти должен.
Матвей поднимался по лестнице медленно. Узнавал выщербинки на лестнице. Поприбавилось их, все же городу пришлось пережить блокаду. «Отец» дверь в квартиру открыл. Вошел Матвей и замер. Планировка не изменилась, а все убранство другое, от штор до дивана. Прошел в свою спальню. Перед окном стоит бюро, которое еще он покупал. Насколько он заметил, единственная вещь из его прошлого. Погладил ладонью, как будто приветствовал старого друга. Придется научиться жить в этом времени. Как-то же привык его отец, Павел? Чем он хуже? И в Ольгино надо съездить. Дачу проведать – уцелела ли? Могилу отца посетить. Сердце закололо. Мама наверняка умерла, и Сашенька должна была похоронить ее рядом с папой. Про судьбу Сашеньки даже думать не хотелось. Одни горестные воспоминания.
Шкаф распахнул, мундир свой увидел, какие носят в Следственном комитете. Он, конечно, здешних университетов не кончал. Но опыт есть, осилит. Как говорится, не боги горшки обжигают! Нужно быть достойным своего родителя.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Контрразведчик - Юрий Корчевский», после закрытия браузера.