Читать книгу "Без Любви - Борис Седов"

Принц Эль Фаттах Сеид!

Отличное имя!

Да и парень он, наверное, неплохой!

Упав на сиденье рядом с водителем, я повернулся к нему и не сразу сообразил, чего он от меня ждет.

- Ну что, командир? - помог он мне. Я выдохнул, словно перед выстрелом, и скомандовал:

- В аэропорт!

- В какой? - осведомился шофер.

- А в тот, с которого в Питер летают, - ответил я.

- Значит, в Шереметьево, - кивнул шофер, врубая передачу.

Я летел в Питер.

И теперь у меня было то, ради чего я полгода ползал по канализациям, по ижменской тайге, по таджикским горам…

У меня были сотни и сотни миллионов.

Я точно знал, что они у меня были.

Теперь - точно.

Когда таксист привез меня в Шереметьево, мне в голову пришла настолько интересная мысль, что я велел ему разворачиваться и рулить в центр Москвы.

* * *

И вот теперь из окна моего номера открывается вид на море.

Отель стоит на некотором удалении от берега, и от кромки пляжа его отделяют метров сто - сто пятьдесят этакой сплошной икебаны, состоящей из коротко подстриженных зеленых газонов с торчащими из них пальмами и причудливо изогнутых бассейнов, по мраморным краям которых расставлены шезлонги с блаженствующими в них красавицами…

Красавицы потягивают модный напиток - сангрию - сладковатый хмельной компот из легкого красного вина и доброй смеси разнообразных фруктов, а подле красавиц увиваются местные культуристы с большими членами - джиголо, лелея надежду прельстить кого-либо из богатых американочек. Прельстить диким видом по-африкански сухих и в то же время рельефных торсов и особенных ослепительных улыбок, секрет ослепительности которых в контрасте белизны зубов с чернотой афро-арабского лица.

Одно слово - арапы Петра Великого.

Понятное дело, для чего Петр Алексеевич их предка в нашу питерскую холодрыгу притащил - придворных дам оживить. Хоть и царь-плотник, а понимал в женской сексуальности!

Впрочем, никакой ревности белого человека эти многочисленные джиголо во мне не вызывали. Я так для себя рассудил - если кому из скучающих американок ЭТОГО надо, то и пусть тешатся на здоровье!

Мне здесь нравилось.

Единственное, что слегка нарушало мой почти полный комфорт, так это постоянное желание закурить. Но слово, данное самому себе, надо держать. Раз уж я поклялся, что если доберусь до сокровищ Кемаля, то брошу курить, значит - надо держаться. И так как все мы - джентльмены удачи - люди суеверные, то не стоит гневить небеса нарушением данных нами клятв!

В наказание себе за привычку к никотину я начал совершать утренние пробежки, и несмотря на постоянные плюс сорок по Цельсию, по утрам здесь таких джоггеров из американцев и европейцев набиралось немало. И мне нравилось, как стройные и даже поджарые, почти все как на подбор белобрысые шведки или мисс Луизиана со Среднего Юга - пробегая мне навстречу по кромке утреннего пляжа, - улыбаясь, кричали свое "хай"… Не как немецкое лающее "хайль", а нежное, даже заигрывающее, с таким волнующе-протяжным "а-а"… Мол, приве-е-е-т!

А я им по-пионерски - салют, девочки!

Я уже неделю здесь.

Я теперь - "репозе", как говорит моя нанятая одновременно для дела и для развлекухи местная училка французского. Репозе значит "на отдыхе". Я на отдыхе от трудов…

Эх, знала бы она, от каких трудов я тут репозе!

Но лучше бы ей этого и не знать.

А неделю перед этим были деньки, полные смятения.

Но не того смятения, которым означилась первая глава Анны Карениной, где все смешалось в доме Облонских. Стиве Облонскому с его проблемами - до моих проблем, как африканскому пигмею до Чарлза Бронсона! У Стивы вся его проблема была в том, что жена застукала его с гувернанткой. А шуму Лев Николаевич такого из этого развел, что банальнейшая ситуация со смятением дома Облонских потом стала притчей во языцех. А что же тогда говорить о смятении в моей душе, когда речь шла о миллиардах…

О миллиардах…

Но - по порядку.

Тогда в Шереметьеве я все-таки правильно тормознулся и не полетел в Питер. Еще неизвестно, что бы со мной было, явись я к Стилету с моими колечками. И был бы я жив теперь, кто знает…

Мозги тогда у меня работали в режиме какого-то божественного откровения, на каком-то ангельском автопилоте. У меня было около пятнадцати тысяч наличных долларов, которые я прихватил на убитых в перестрелке кемалевских нукерах. Резко передумав лететь в Питер, прямо из Шереметьева я двинул в одно из туристических агентств.

Главного менеджера агенства "Ривьера" - ушлую бабу с хорошими связями в московском ОВИРе - я уговорил достаточно быстро. За штуку баксов она принесла мне загранпаспорт с визой через два часа.

Я очень волновался, вбил ли Арцыбашев данные того паспорта, который дал мне Санек, в компьютер пограничной и таможенных служб? Оказалось - вбил.

Спасибо покойничку.

Все было тип-топ, но только в "боинге" компании "Ал-Италия" я перевел дух и понял, что теперь и отныне - свободен, как никогда в моей жизни.

Прямого рейса на Эр-Рияд из Москвы не было. Пришлось лететь через Париж. В голове мешались тогда мыслишки - не поглядеть ли на Шонс Элисе, не прогуляться ли по Буа де Булонь, не отобедать ли в Максиме? Но три кольца Кемаля жгли меня нестерпимым жаром любопытства. И прямо из Шарль де Голля, даже не заезжая в Париж, я буквально через полтора часа вылетел на Ближний Восток.

Это была сказка.

Это была волшебная сказка про Сим-Сим, открывающий дверь, про Али-Бабу и про сорок разбойников. Куда там Шахерезаде со своими байками против реальной истории моей жизни! Сколько разбойников мне пришлось укокошить, прежде чем добраться до заветной ячейки банка Принца Эль Фаттах Сеида? Тоже нехилую компанию! Тут тебе и Студень, и менты на таджикской дороге, и посланец-подосланец папаши из Ижменской зоны в комяцкой тайге, и кемалевские нукеры, и арцыбашевские майоры-капитаны, что остались лежать там в душанбинской пыли…

Шахерезаде - слабо!

Когда я входил под роскошные своды банка Принца Эль Фаттах Сеида, мне было страшно. Но когда главный менеджер банка увидел три кольца на моем среднем пальце и широко мне улыбнулся, я понял, что окончательно победил, и на сердце у меня отлегло.

Естественно, я не ожидал увидеть в ячейке миллионы наличных долларов или евро. Там должно было быть что-то другое. И, когда менеджер в присутствии двух охранников открыл мою ячейку, у меня захватило дух.

Там, в бронированном сейфе западногерманской фирмы "Байер и Сыновья", в ячейке, открывавшейся двенадцатизначным паролем цифр, которые я группами по четыре зачитал послушному менеджеру-арабу, оказалась большая стальная шкатулка.