Читать книгу "Греховный поцелуй - Эрика Ридли"

К стене прислонены две модные красивые трости лорда Хедерингтона с лезвиями внутри. Эдмунд берет одну из них, вертит в руках, поворачивает так и этак, чтобы оценить работу. Будто внезапно осознав, что эти вещи слишком велики, чтобы спрятать их в карман, он опускается на колени и ставит их снова к стене.

Внезапно раздается громкий крик:

− Ты!

В одно мгновение застигнутый врасплох и испуганный Эдмунд сжимает в руке трость, крутит ее и размахивает ею, метя в вошедшего.

Лорд Хедерингтон падает на пол. Струйка крови стекает на пол с его виска.

Трость с лезвием падает к ногам Эдмунда с громким лязганьем.

Мгновение он стоит как вкопанный, как парализованный. Бросив испуганный, затравленный взгляд на открытую дверь спальни, он опускается на колени и, приложив ухо ко рту лорда Хедерингтона, слушает его дыхание.

Потом Эдмунд трясущимися пальцами вытаскивает из своего кармана белый носовой платок, обвязывает им голову лорда Хедерингтона и волочит обмякшее тело ккровати.

Лорд Хедерингтон не двигается.

Боль пронзила голову Эванджелины, острая, как осколки стекла, и она обхватила ее руками, чтобы преодолеть этот привычный приступ.

Она массировала виски до тех пор, пока в мозгу не появились снова отчетливые мысли, потом с усилием приоткрыла глаза, только чтобы скосить их на человека, которому минуту назад дала пощечину.

По-видимому, он уже забыл об этом, потому что пьяно натыкался на стену и опрокидывал в горло то, что еще оставалось в его серебряной фляжке. Когда он снова повернулся к ней, на его лице была жестокая насмешливая ухмылка.

— Возможно, вам это неизвестно, — сказал он, отталкиваясь от стены, — но мне нравятся женщины с огоньком внутри. Впрочем, они мне нравятся гораздо больше, если я оказываюсь внутри их.

Эванджелина отшатнулась к другой стене коридора:

— Не дотрагивайтесь до меня, а не то я закричу.

— Как кричите, когда Лайонкрофт дотрагивается до вас? — спросил он насмешливо. — Готов держать пари, что могу сказать точно, когда и как вы кричите из-за него. Можете это сделать и для меня.

— Только прикоснись к ней, — послышался низкий голос из-за их спин, — и я сейчас же и здесь же убью тебя.

— Лайонкрофт. — Эдмунд качнулся, сделав несколько неверных шагов назад. — Мне бы следовало знать, что ты где-то неподалеку возле ее юбок.

Гэвин ринулся на него и ухитрился двинуть ему в глаз прежде, чем Эванджелина успела оттащить его.

— Прекратите.

Она обхватила его руками за талию, прижалась щекой к груди, крепко сжала в объятиях:

— Он не тронул меня. Bсe хорошо.

— Эта сучка тронула меня, — с презрением сказал Эдмунд.

Глаза его сверкали.

— Скажи еще одно слово, и я…

− Нет! — Эванджелина еще крепче сжала Гэвина в объятиях. — Я уже дала ему пощечину.

Нэнси и леди Хедерингтон вышли из-за угла и остановились как вкопанные.

Эванджелина убрала руки с талии Гэвина. Его рука нашла ее руку, сжала и отпустила.

— Что происходит? — удивленно спросила леди Хедерингтон, поднимая брови.

Эдмунд прикрыл рукой свой подбитый, быстро чернеющий глаз и злобно зыркнул другим:

— Кроме того, что эта Пембертон льнет к Лайонкрофту, как обычно? Вы не можете ему доверять, когда она рядом, и не можете доверять ей, когда его нет. Она представляет опасность.

— Не больше, чем вы, — возразила Эванджелина. — Принимая во внимание тот факт, что это вы убили лорда Хедерингтона.

— Принимая во внимание что?

Все взгляды обратились к Эванджелине, которая набрала полную грудь воздуха и стала про себя молиться, чтобы ее видение оказалось правдой.

— Вы были в ту ночь в его спальне. Вы туда прокрались, и вас видели. Вы украли его бумаги, деньги и табакерку.

Он отнял руку от подбитого глаза:

— Меня видели?

Леди Хедерингтон качнулась и прислонилась спиной к картине, нарушив равновесие пейзажа маслом:

— Ты убил и обокрал моего мужа?

Эдмунд молчал.

— Он как раз закончил набивать карманы, когда ваш муж застал его за этим делом, — ответила Эванджелина. — Он ударил его тростью с лезвием внутри.

— Вы не можете это доказать.

— Неужели? Вы можете нас заверить, что, если мы произведем обыск в вашей комнате, не найдем там бумаги, кошелек с мелочью и табакерку?

— Это ничего не доказывает, — продолжал настаивать Эдмунд. — Вы могли сами положить эти вещи в моей спальне.

— И я же обвязала голову лорда Хедерингтона носовым платком?

Он побледнел:

− Э-э…

— Если мы рассмотрим его как следует, то увидим, что на нем вышиты ваши инициалы. Разве не так?

— Ладно. Пусть так. Я ударил его тростью. — Взгляд Эдмунда заметался, перебегая с одного лица на другое. — Но я его не убивал. Когда я уходил, он дышал.

Мускулы Гэвина напряглись.

— Есть какая-нибудь причина тебе поверить? В погруженном в полумрак холле наступила тишина, лотом Нэнси Хедерингтон прошептала:

— По правде говоря… есть.

— Солнышко. — Леди Хедерингтон протянула руку и дотронулась до дочери: — Нет!

Нэнси расправила плечи:

— Я… я приходила к папе много позже того момента, как закончились танцы. Его голова уже была перевязана, но я даже не спросила его, как случилось, что он получил рану. Я была слишком сердита. Я сказала ему, что не могу заставить себя выйти замуж за мистера Тисдейла. Я была готова сбежать, чтобы этого не произошло.

— С господином учителем французского? — с ухмылкой спросил Эдмунд.

— Да, — с жаром ответила Нэнси. — По крайней мере Пьер был живым и горячим человеком. И он меня любил. Он говорил мне о своей любви. Но папа сказал… папа сказал, что я молода и глупа и не должна путать девичьи грезы с тем, что необходимо семье, что деньги важнее любви и что меня вырастили так, чтобы я научилась выполнять свои обязательства. А потом он сказал… потом он сказал…

Нэнси разразилась шумными рыданиями:

— Он сказал, что не только выгнал Пьера, но и отправил связанным на корабле в Индию как домашнее животное.

Все потрясенно молчали. Потом голос Эдмунда нарушил тишину.

— Ладно, радость моя, — сказал он с облегчением. — Похоже, что у тебя было, больше оснований убить этого эгоистичного растленного типа, чем у меня.

— Моя дочь никогда не стала бы убивать своего отца. Ты сам растленный тип, Эдмунд. Обворовать моего мужа? И оставить умирать? — Она ударила его кулачком в грудь. — Убирайся! И никогда больше не возвращайся сюда! Ты больше не член нашей семьи.