Читать книгу "Запрещенный Союз – 2: Последнее десятилетие глазами мистической богемы - Владимир В. Видеманн"

— Ха, ты еще, джура, легко отделался! Вот у меня история была! В общем, стою на посту, подходит кент: «Ну че, курнем?» Ясное дело! Забили, дернули. Зацепило, повело на стеб. Ну, мы стоим, хохочем так, что ноги подгибаются! В этот момент появляется старшой. «Как — употребление наркотиков на боевом посту? По законам военного времени — расстрел на месте, без суда и следствия!» И тут же говорит моему кенту: «Арестовать нарушителя!» Тот офигел, но чувствует, что не до смехуечков. И, представляешь, забирает у меня оружие, наводит ствол прямо в лицо: «Кругом марш!» Блядь, я опупел! Короче, появляется рота автоматчиков, меня ставят прямо к стене, старшой командует: «Заряжай, целься…» Тут я чуть не обосрался! В натуре! Хорошо, желудок был пустой, похавать еще не успел. Как щелкнули затворы, думаю: «Ну все, поехали!» А главное — укурен в хлам, и непонятно, что дальше-то делать, как реагировать? В общем, стою, как баран под ножом. В последний момент старшой дал отбой. Оказалось, шутки у него такие!

Мы все с облегчением вздохнули, но впечатление от истории действительно было сильным! Тут Хайдар-ака, думавший все это время о чем-то своем, говорит:

— Нет, когда вернемся в Душанбе, самым оптимальным вариантом будет просто хороший кирпич чистого мяса, без ничего, и бутылка коньяка.

7.2. Место, с которого начинается коммунизм

В Душанбе мы вновь собрались в Зеленой чайхане, на традиционной суфе Игнатьича. Помимо нашей четверки и самого Игнатьича, здесь были Ших-Али, а также только что прилетевшие Ирина, Вера и Татьяна. Хайдар-ака чистым мясом решил-таки не ограничиваться и заказал обед по полной программе. Правда, без коньяка, поскольку тут поили только чаем.

Зеленая чайхана была в те времена целой культурной институцией. Вокруг Игнатьича собиралась пестрая компания. Маэстро сидел обычно под легким газом, а аклкоголь приносил с собой в портфеле вместе с насваем и чернухой, периодически добавлявшейся в чаек. Журналисты подсовывали ему свои статьи о загадочных явлениях природы, в исследовании которых могли бы помочь экстрасенсы типа мэтра. Как-то раз принесли журнал с рерихнутой поэмой Валентина Сидорова[167] о Шамбале:

Включив однажды, ты уже не можешь Сам по себе тот чакрам отключить…

«Это про нас!» — торжествовал Игнатьич, имея в виду «всех йогов». Поэма Сидорова действительно произвела тогда фурор в широких кругах мистически настроенной советской интеллигенции, ибо тираж журнала (не помню, к сожалению, как он назывался) был огромен. Публикация представляла собой локальную культурную революцию, поскольку впервые в государстве развитого социализма откровенная мистика, пусть и под художественным соусом, публично реабилитировалась. Отечественные агни-йоги строили амбициозные планы, их связи шли далеко вверх, в коридоры небесной канцелярии. Сам Игнатьич не был агни-йогом, но ничего против рерихнутых не имел и вполне позитивно относился ко всем без исключения способам альтернативного познания. Если какой-нибудь человек рисовался у суфы некстати, то после его ухода Игнатьич демонстративно разгонял пассами оставшееся от невписавшегося визитера поле:

— Пусть он это тоже возьмет с собой.

Недалеко от Зеленой чайханы, в глубине парка, находился шашечный клуб, где Ших-Али тренировал своих питомцев. Почти через дорогу — мастерская Саши Акилова, превратившаяся в специализированный арт-клуб, куда можно было сходить для разнообразия на папироску. Тут же, в двух шагах, Главпочтамт и Центральный телеграф — места связи с внешним миром, а также кинотеатр «Джами», где постоянно крутили индийские фильмы, приходившиеся в самую жилу обкуренной таджикской молодежи: попсовая музыка, секси-девушки, накачанные молодцы, драки, перестрелки, жаркие сцены полуинтима… В какой-то степени наличие Зеленой чайханы компенсировало распад коммуны на Клары Цеткин. Именно здесь, в парке имени Ленина, теперь находился оперативный штаб шамбалических экспедиций.

Хайдар-ака остался с Гюлей в Душанбе по своим делам, а потом они собирались поехать оттягиваться куда-нибудь вдвоем.

Мы же с Соколом и тремя дамами отправились к Аллоуддинским и Куликалонским озерам. Сначала доехали до Искандеркуля, оттуда прошли до Саратага и свернули вправо, вверх по реке. Места тут крайне живописные, и Татьяна с Ириной рисовали по пути акварели. Я, пользуясь моментом, тоже испачкал пару листов. За несколько дней подошли к перевалу Казнок. Подъем на него оказался довольно затяжным. Ирину на последних метрах даже пробила истерика, и она преодолевала остаток пути, громко матерясь. Сверху открылся совершенно инопланетный пейзаж — с красными скалами, гигантскими желтыми монолитами и серыми кратерами, за которыми блестели, отражая солнечную атаку, серебряные капельки озер.

Сначала по ходу маршрута вы попадаете на озеро Малое Алло. Это совсем небольшая круглая пиала метров десять в диаметре. Вода здесь исключительно чистая и вкусная, прямо сладкая — лучшая вода, которую мне когда-либо приходилось пить. Через час вы выйдете к Большому Алло. Это озеро больше предыдущего, и его берега невероятно изрезаны, образуя интересные полуострова, на которых, словно в отдельных квартирах, мы разбили наши палатки. Сокол, торопившийся покрыть как можно большее расстояние за как можно меньшее время, не стал долго тормозить и, утягивая за собой Веру, ломанул на Куликалоны. Через несколько дней двинулись туда и мы.

Еще один перевал — и перед глазами открылся совершенно новый ландшафт. Куликалоны у меня почему-то сразу вызвали ассоциацию с Индонезией: на фоне желто-оранжевого закатного неба, из глади раскинувшегося поперек горной долины озера вставал черный профиль скалы, напоминающей своими формами классические «даосские» пейзажи Юго-Восточной Азии. Здесь мы провели несколько дней, перекочевав затем на другую сторону водоема, под впечатляющую вертикальную стену с гигантским ледником в верхней части. Природа вокруг была невероятно красива, но, как оказалось потом, и это не предел.

Снявшись с Куликалонов, через день пути мы, перевалив через очередной хребет, достигли небольшого горного озера, вызвавшего лично у меня совершенно мистические галлюцинации. Дело в том, что у меня вдруг резко разболелся живот, да так, что хоть ложись… Что я и сделал. И вот лежу я на берегу, под арчой, Ира с Таней заваривают чай, готовят какую-то еду, а на меня накатывает совершенно реальная сцена из классической китайской истории о средневековом генерале Юэ-Фэе: будто бы лежу я, раненый, только что выйдя из окружения, и две «лисы» заботятся обо мне, сознавая мою миссию и пуская в ход все свои чародейства.

В ту же ночь мне приснился сон. Вижу водоем, а в нем купаются девушки. Я тоже прыгнул в пруд, и в этот момент начал просыпаться. В таком полумедитативном состоянии на ум пришла история о том, как Конфуций спросил однажды своих учеников, чего они попросили бы в случае, если бы их желание было непременно исполнено. Один сказал, что хотел бы стать императором, чтобы потом справедливо править Поднебесной. Другой пожелал совершенства в науках, третий — какой-то блестящей карьеры. Наконец последний ученик сказал, что лично он хотел бы отправиться с друзьями искупнуться. Конфуций похвалил именно его, но почему — в тексте прямо не сказано. Тут я вспомнил стихи из «Ши-Цзина»[168] о том, как молодежь идет с песнями купаться, и все встало на свои места: Конфуций похвалил последнего ученика за то, что движение сердца у него совпало с ритуалом, то есть с «каноническими» чувствами, выражением которых считается Ши-Цзин. Я окончательно проснулся с ощущением невероятной легкости и радости по поводу интуитивного проникновения в природу «ли» — конфуцианского ритуала.