Читать книгу "Этот разрушительный элемент - Эмили Сувада"

Кем я стала, пока жила в пустыне с Мато?

– Мы уже недалеко от города, – покосившись на меня, говорит он. – Через несколько минут доберемся до окраин.

– Хорошо, – отвечаю я. – Есть новости от людей Новак?

Я опускаю солнцезащитный козырек, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Но лучше бы я этого не делала. На коже пятна засохшей крови, волосы покрыты пылью, а на лбу красуется багровый синяк.

– Разговоры про нападение стихли, а на форумах «Небес» об этом вообще ни слова. Видимо, они решили скрыть это.

Я поднимаю козырек обратно.

– Но ведь должны были остаться выжившие. Кто-то же убежал оттуда? Нам же это удалось.

Мато поджимает губы. Его левый глаз все так же закрыт под маской, но вокруг него расцветает синяк.

– Да, но лишь потому, что Новак дала нам машину. И не забывай, что туда летели истребители. Может, Новак и удалось эвакуироваться, но остальные, скорее всего, погибли.

Я закрываю глаза и откидываю голову на спинку сиденья. Все, кого мы спасли от «Картакса», остались на той базе. А вместе с ними сотни людей Новак… Наверняка кто-то из них выжил. Почему Дакс решился разбомбить базу, зная, что там Леобен?

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Мато.

Я приподнимаю бровь:

– Как я себя чувствую?

– Да, неврологически, – отвечает он. – Я посмотрел данные со спутников, и одичалых оказалось на много больше, чем я думал. Нам будет не так-то просто отправить код им всем. Это займет какое-то время.

Мой желудок сжимается. Он прав. Для этого потребуется дробить разум и использовать имплант, вживленный мне в мозг, чтобы разделить на множество отдельных составляющих. Я могу взломать панели одичалых, подключившись к ним по беспроводной связи, но их слишком много, чтобы управиться с ними за раз. Так что это удастся, только если я начну дробить разум.

Вот только от этого имплант будет работать на износ. И именно поэтому я еще не попыталась этого сделать. Имплант – единственное, что удерживает Катарину в моем разуме, и единственное, что мешает нам уничтожить друг друга. А я не знаю, насколько он близок к разрушению и повредит ли его хотя бы одно дробление. Но в то же время мне необходимо проверить «Панацею», а полчище одичалых – лучшая возможность сделать это. Так что мне придется пойти на этот риск.

– Какое шифрование ты используешь для передачи кода? – интересуется Мато.

– Я еще не решила, хочу ли вообще его шифровать, – покосившись на него, отвечаю я.

Мато предлагает отправить всем «Панацею», но не давать доступа к ее исходному алгоритму. Зашифрованный код позволит мне его контролировать после загрузки на панели – это даст возможность людям изменять свой мозг, только если я это позволю. А также даст мне возможность делать это. И я не уверена, что чувствую по этому поводу.

– «Панацея» слишком важна, чтобы рассылать ее просто так, – возражает Мато. – «Картакс» тут же завладеет кодом. Они воспользуются им против тебя и своих людей. Ты должна контролировать его.

– Но это не просто мой код, – говорю я. – «Панацея» неотрывная часть вакцины. По-моему, я не должна в одиночку контролировать что-то столь важное. Любой человек должен иметь доступ к алгоритму и изменять его по своему желанию. Так что вряд ли будет честно, если с помощью него я смогу воздействовать на их панели. И их разум.

– Я так не думаю, – отвечает он. – «Картакс» слишком сильно контролирует своих людей, но в таких местах, как Энтропия, контроль слишком слабый. Генхакерам никогда не удавалось объединиться и сплотиться ради общего дела, поэтому они не смогли достичь чего-то большего. Кто-то должен направлять нас, принимать за нас трудные решения… и это должна быть ты.

Я опускаю глаза.

– Может, и так, но я разрабатывала этот код, чтобы освободить людей, а не чтобы нацепить на них ошейники. И если я зашифрую «Панацею», то стану такой же, как Лаклан и «Картакс». Мы должны предоставить людям возможность сделать свой собственный выбор.

Мато фыркает:

– Выбор? Что, по-твоему, люди сделают с «Панацеей»? Что бы ты сделала с ней, если бы кто-то дал ее тебе несколько лет назад, когда ты жила в лаборатории?

Я снова поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядами.

– Я точно знаю, что сделала бы в этом случае. Да, мне причиняли боль, но я пережила это и не собиралась позволять тяжелому детству сломить меня. «Панацея» дала бы мне шанс стать счастливой. Стереть боль, которая разрасталась во мне. Именно поэтому я написала ее, чтобы излечиться от боли, злости и тех эмоций, которые настраивают нас против друг друга.

– Не верю, – качая головой, говорит Мато. – Ты бы не пыталась стать счастливой. Да и никто другой… ни в этом мире. Особенно после вспышки вируса. Ты вышла из лаборатории сломленной и напуганной. И в первое время ты хотела лишь выяснить, как вернуться туда и помочь остальным сбежать, но не могла того сделать. Ты боялась Лаклана, а еще вновь столкнуться с тем, что пережила. Ты погрузилась в работу над «Панацеей», чтобы найти способ побороть этот страх. И если бы тебе дали доступ к коду еще тогда, в лаборатории, ты и другие ребята захотели бы воспользоваться им, чтобы улучшить свои навыки выживания, обмана, а может, даже убийства. Появись у тебя возможность изменить свои инстинкты, ты бы не стала счастливее. Ты бы обозлилась еще сильнее. «Панацея» – это не лекарство от боли и гнева, Цзюнь Бэй. Это лекарство от бессилия.

Я нервно ерзаю на кресле, глядя на него. Мне не приходило в голову посмотреть на это с такой стороны, но Мато прав… все свое детство я превращала собственный гнев в клинок, который оттачивала каждый день, проведенный взаперти. Так что появись у меня «Панацея», я бы постаралась набраться сил, чтобы убить Лаклана и всех, кто причинял нам боль.

И от понимания этого мне становится не по себе. Откинувшись на спинку сиденья, я закрываю рот рукой. Вот что не давало мне покоя в отношении тех месяцев, что стерлись из моей памяти – почему я так и не попыталась вернуться, чтобы спасти остальных?

Видимо, я не сделала этого потому, что слишком боялась этого. Вот почему я бросила все силы на то, чтобы стать сильнее и жестче. И, возможно, весь остальной мир поступит так же, получив такую возможность.

– Проклятье, – упираясь руками в приборную панель, выдыхаю я. – Что, черт побери, я наделала?

– Ты сотворила чудо, – говорит Мато. – И не можешь оставить его без контроля. Это твой код, Цзюнь Бэй… так что убедись, что им воспользуются так, как ты этого хотела.

В голове поднимается ураган мыслей. Я не желаю быть похожей на Лаклана, но в то же время не хочу давать миру новое оружие. Что, если благодаря ему люди превратятся в холодных, бессердечных монстров? Что, если руководство «Картакса» воспользуется им против мирных жителей бункеров, чтобы сделать их более послушными?

Я не для этого писала код. Это неправильно.