Читать книгу "Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу - Ширин Шафиева"

– Ты думаешь, что смерть избавит тебя от Него? – Кафар странно подвернул кисти рук и начал раскачиваться из стороны в сторону.

– А что, нет?

– Меня не избавила. – Он поднял на Бану свои грустные и прекрасные глаза.

– Что ты имеешь в виду?

– Тебя не удивляло, почему меня никто не видит, никто не знает, никто не помнит?

– Удивляло. – Нехорошие предчувствия начали покалывать Бану. – Я спросила о тебе Руслана, а он сказал, что парень по имени Кафар, похожий на тебя, ходил в школу десять лет назад, а потом перестал и больше не появлялся.

– Это и был я. – Стены и потолок вдруг начали странно кривиться и плыть в глазах Бану, словно она наелась мускатного ореха. – Но я не бросил танцы. Я не мог их бросить! Ты видела здесь хоть одного человека, который смог бросить сальсу?

– Но, – Бану попыталась воззвать к остаткам логики, – если они бросили, то, ясное дело, я не могла их тут увидеть.

– Тимур, у которого нет ног, продолжает ходить, – начал перечислять Кафар, не обратив на её слова внимания. – Мехти женился и всё равно целыми днями торчит здесь. Деля родила ребёнка и не смотрит за ним, ещё Нана, Алия, Джахангир…

– Кто все эти люди?

– Те, кому надо было уйти, но они все остались. А знаешь почему? Он не отпускает их.

– Он? – слабым голосом переспросила Бану, прекрасно понимая, о ком идет речь. Она посмотрела на свои руки, чтобы проверить, не спит ли она, не страшное ли сновидение окружает её, но пальцев оставалось десять, они не становились прозрачными, не укорачивались, не исчезали и не множились, а значит, реальность вокруг была самая реальная, даже эти странно плывущие стены и этот гул, нараставший у Бану в голове.

– Да, Он никогда не отдаёт то, что ему хочется иметь. Он никому не позволит предать себя, а уход от него, пусть даже не в другую школу, а так, в никуда, Он всё равно считает предательством.

– А что случилось с тобой?

– Я умер. – В мозгу у Бану словно набух и лопнул кровавый пузырь, в глазах потемнело, и она невольно ухватилась за Кафара, чтобы не упасть. Он поддержал её.

– Но ты же не…

– Я призрак.

– Но ты плотный!

– Да, немного. – Кафар задумался. – Знаешь, мне кажется, что я со временем становлюсь всё менее плотным. Ты и сейчас можешь засунуть в меня руку… Если захочешь.

Бану захихикала.

– В кого угодно можно засунуть руку, если очень захотеть.

Кафар посмотрел на неё с укоризной, а потом взял её за руку и приложил ладонь Бану к своей груди.

– Чувствуешь?

– Сердце не бьётся.

– Потому что его там нет. Проверь сама.

Бану слегка надавила, и внезапно её пальцы погрузились в то место, где у Кафара должна была располагаться грудная клетка, на несколько миллиметров, встречая некоторое сопротивление, словно она пыталась окунуть руку в мешок с сахарным песком. Она испуганно отскочила от Кафара.

– Чёрт, а мне так нравилось танцевать с тобой бачату. Это была самая бачатная из всех бачат, которые бывают на свете. – Кафар печально и вместе с тем самодовольно улыбнулся. – А почему я тебя вижу, а другие нет?

– Я не знаю.

– Так после смерти знание не приходит?

– Кто тебе сказал такую глупость? Ты думаешь, тот, кто может подглядывать исподтишка, всё знает?

– Нет. Как ты умер?

– А вот это самое интересное. Сядь и послушай.

Кафар пришёл на танцы одиннадцать лет назад. В то безоблачное время он учился в институте, а по вечерам бежал на сальсу, где царила атмосфера всеобщего братства. Ему очень нравилось там, он подружился со многими людьми, и особенно с Учителем, который вызывал у Кафара уважение, восхищение и желание походить на него, и они общались довольно-таки часто, так что Кафар, у которого дома говорили по-русски, даже начал допускать смешные ошибки в своей речи. Но его это не беспокоило, он списывал свои оговорки на рассеянность. Целый год продолжался круговорот плясок, вечеринок, поездок на море, в горы, походов по ресторанам и пивным, и Кафар уже чувствовал себя в школе лучше, чем в родном доме, и приходил на занятия всё раньше и раньше.

И вот однажды он пришёл настолько рано, что застал Учителя, который, как впоследствии выяснилось, всегда заезжал днём в школу на пару часов по своим тайным делам. Кафар выходил из туалета и едва успел увидеть Учителя, кравшегося в мужскую раздевалку, а тот его не заметил. Побуждаемый желанием поскорее поздороваться, Кафар тоже вошёл в раздевалку, но Учителя там не оказалось, а жёлтая занавеска была отодвинута и развевалась от сквозняка. Дверь за занавеской, всегда до того запертая на замок, была приоткрыта. Тут-то и взыграло, на беду Кафара, его любопытство, и он юркнул за дверь, чтобы посмотреть, что там есть и зачем туда понесло Учителя.

Он очутился в подобии тамбура и первым делом увидел окошко, то самое в маленьком зале, которое так интересовало Бану. Подняв глаза, Кафар рассмотрел большое железное колесо, а то, что он принял за обычную стену, на самом деле было платформой для гигантского загадочного механизма. Он двинулся дальше, и перед ним открылись просторные комнаты с высокими потолками, с которых краска сыпалась, как листья с деревьев осенью. Зажжённые лампочки, покрытые пылью, позволяли видеть, но ничего не освещали. Кафар шёл осторожно, инстинктивно стараясь не выдать своего присутствия. Пол был застелен досками и картоном, и эта тропинка показывала путь, который проделывал Учитель, в остальных местах этот настил отсутствовал, и там пол покрывало крошево осыпавшегося кафеля, штукатурки, битых стёкол. Когда Кафар приблизился к самому большому залу, освещённому лучше других благодаря открытому выходу во внутренний двор, ему показалось, что за ним мягко ступает кто-то невидимый, не имеющий никакой температуры тела. Он в страхе оглянулся, но за его спиной никого не было. Кафара тянуло, как магнитом, в этот зал, и, ступив в него, он сразу увидел Учителя, стоявшего перед стеной. Доска со стуком подпрыгнула под ногой Кафара, и Учитель обернулся. Кафар застыл, в прострации глядя не на Учителя даже, а на стену и на то, что её покрывало.

– Кафар, привет! Ты зачем за мной следишь? – возмущённо спросил Учитель, и его голос, рикошетом отскочив от влажных стен и каменных сводов, врезался в барабанные перепонки Кафара и запустил там какой-то губительный древний защитный процесс, заставивший его сорваться с места, когда Учитель начал идти к нему. Дорога была в его полном распоряжении, но страх лишил Кафара остатков разума, поэтому он побежал не в ту сторону. Учитель, пыхтя сзади, крикнул:

– Не иди туда! Я не буду ругаться!

Это обещание окончательно свело Кафара с ума, и он не смотрел под ноги. А посему с разбегу провалился в квадратный люк, крышка которого была утрачена много лет назад. На дне люка он ударился головой о какие-то трубы и умер.