Читать книгу "Упасть в облака - Светлана Слижен"

– Это… та самая старая стерва? – удивился Андрей.

– Да! Представляешь, именно она!

– Как ты узнала об этом?

– Некрасиво узнала. Она столкнулась нос к носу с Нотей, вот здесь, у нас в коридоре. Бабка чуть не набросилась на нее.

– Ничего себе.

– Я до сих пор пол впечатлением. А так красиво пела про жизнь. Представилась, знаешь, мне как?

– Как?

– Марго.

– В ее стиле.

– Вот… Я потом еще много думала о своих родителях. Отец ведь по сей день живет в квартире Галины Ивановны.

– Даже после ее похорон не переехал?

Вера отрицательно покачала головой.

– Я разговаривала отдельно с мамой, потом отдельно с ним. Ну… в общем, со стороны все так хорошо видно… Они просто не хотят друг другу озвучить то, что на сердце у каждого.

Вера отвела взгляд от огня и внимательно посмотрела на мужа.

– Думаешь, мы похожи на них? – спросил он.

– Да, похожи.

Андрей вздохнул, встал и прошелся по комнате, с ностальгией проводя ладонью по встречающимся на пути поверхностям – кирпичной стене, книжным полкам, джинсовой обивке диванчика – и остановился у окна:

– За эти месяцы я многое передумал, Вера. Будто с двенадцатого этажа взглянул на свою жизнь, – он стукнул пальцами по стеклу. – Еще не до конца понимаю, куда ведут все дороги. Но на некоторые из них уже провели освещение.

Она понимающе улыбнулась, но не стала его перебивать.

Андрей вернулся в кресло напротив жены.

– Я должен тебе многое рассказать, – с трудом произнес он и посмотрел на нее, словно ожидая, готова ли она его слушать.

– Обещаю не перебивать, – серьезно сказала Вера.

Он собрался с силами и начал:

– Ты, наверное, думаешь, что сейчас пойдет речь об обвинении в домогательствах, что я буду оправдываться, что ничего не было… Но я хочу рассказать совсем о другом. Намного, намного более важном для меня, – он наткнулся на замершее лицо жены и пояснил: – Про эту девочку я тоже тебе расскажу, точнее, о том, что я нашел ее. Да, она оказалась младшей сестрой той девушки, с которой я встречался в университете еще до тебя… Но это все неважно. Я намеренно не оправдывался ни перед тобой, ни на работе. Мне кажется, это всегда выглядит жалко. И будто подтверждает, что человек виноват. Я буду тебе благодарен, если ты согласишься с ними встретиться.

– Я? С Асей и ее сестрой?

– Да. Я хочу, чтобы они сами тебе все рассказали. Можешь взять с собой на встречу Наталью и Алексу, если тебе так будет спокойнее.

Вера растерялась.

– Я не жду твоего ответа сию секунду. Я готов ждать, сколько надо. Я… я не знаю, согласишься ли ты остаться со мной… после всего, что я собираюсь тебе рассказать.

У Веры пересохло в горле, и она отпила из стакана сок, после чего твердо сказала:

– Хорошо. Я слушаю.

– Я буду ходить, ты не против? – Андрей снова встал. – Мне так легче.

– Конечно, – ответила Вера.

Ее пульс и дыхание почти исчезли, будто боялись заглушить собой хоть одно слово мужа.

Андрей несколько раз нервно прошелся по комнате взад-вперед и начал:

– Самая большая трагедия моей жизни – это моя мать. Нет, не то, что она так рано и трагично ушла, нет. Для меня невыносимая боль то, каким человеком она была. А она была плохим человеком. Она искалечила жизнь и мне, и отцу.

Андрей застыл у окна и замолчал. Минут через десять Вера тихо спросила:

– Ты ненавидел ее?

– Да, – ответил он, не оборачиваясь. – Точнее, ненавидеть стал потом, когда соображать начал. А сначала любил, слишком любил.

Андрей повернулся и присел на стол-подоконник у трехстворчатого окна:

– Как ее можно было не любить? Она была такой красивой, нежной… Она пела такие колыбельные… Я ее голос до сих пор иногда слышу. Мечта, а не мать. Я помню, сердился на отца, еще до школы или в начальных классах – мелкий совсем был – он все придирался к ней. Мне так казалось. Я же не знал тогда, что она всегда ему изменяла и врала, как черт… А он страдал, жутко, сильно… Потом я понял, что все больше и больше времени провожу с отцом. Мать же всегда в разъездах. Сначала это были гастроли, съемки какие-то, потом она чуть ли не в открытую жила то с одним, то с другим. А отец обо мне заботился, растил, помогал во всем. Он был реальной опорой. Да, ругал иногда, заставлял что-то делать, но всегда был рядом. А она – прилетит раз в месяц, а то и в два, наобещает всего, поулыбается, и след простыл снова. Да, с карьерой ей не повезло. С ее данными, встреть она нужных людей, могла бы звездой стать. А так… все по барам каким-то выступала, в конкурсах мелких участвовала. Уже под сорок ей было, а она все в чудо верила, на мальчиков заглядывалась.

– Ты никогда не рассказывал…

– А что тут рассказывать-то? Про ненависть к родной матери? Я же благодарен ей должен быть – она мне жизнь дала. Да и нельзя о мертвых плохо говорить…

Вера потянулась к вину, чтобы налить себе и мужу. Он метнулся к столу и опередил ее. Выпили. Не чокаясь.

– Стыд один, – продолжил он. – Вон баба Даша твоя, ее муж бил. Про нее можно рассказывать, не она же била. Она жертва была. А моя мать издевалась откровенно над отцом. А как его терпению конец приходил, так она ему не шею и давай петь соловьем, лапшу на уши вешать… Он ей верил каждый раз. А когда этот дом затеял? Это же уму непостижимо! Он реально надеялся, что она осядет, останется возле него… Нееет. Это человек такой – кукушка. У нее ни долга, ни совести, только ее «хочу». Чувства ей важны были, – усмехнулся Андрей. – Свои – может быть. В это я верю. Только вот они постоянно менялись: то одного люблю, то другого. А сын и муж – как игрушки, которые никуда не денутся, что ни сделай.

Вера слушала и внутри покрывалась инеем.

– В юности я стал бояться и ненавидеть всех красивых женщин. Мне казалось, что все они лгуньи, как мать. Сегодня будут тебя любить, а завтра их не найдешь. Она мне квартиру снимала, когда я в университете учился. Я сначала наперекор ей поступил на юрфак, только бы не в актерско-певческую среду эту поганую… Она все щебетала, что у меня талант, мне петь, выступать надо. Я иногда тянулся к этому, но сознательно всегда себя одергивал – потому что про нее вспоминал.

Потом пришлось признать – юрфак не тяну. Ни мозгов, ни терпения не хватает. Бросил. Она обрадовалась. Я на спортфак пошел. Она опять со своими деньгами приедет раз в квартал и давай мозги пудрить. Я думал, меня разорвет от ненависти – уже к себе. Наобещает всего, типа по душам поговорит… А потом даже не помнит, что молола. Ты прости меня, Вер, я знаю, что ты совсем другой человек, но у меня до сих пор блок стоит: разговоры – это ложь. Они не улучшают жизнь, а делают только хуже. Сейчас я меняюсь, но это очень, очень сложно преодолеть.