Читать книгу "От войны до войны - Вера Камша"

– Идемте в дом, юноша.

Дику ужасно хотелось убедиться, что лигисты убрались окончательно и бесповоротно, но вернуться он не рискнул. Герцог бросил плащ и перчатки отложившему мушкет Хуану, молча проследовал в кабинет, налил вина, сел в кресло у камина и, по своему обыкновению разглядывая бокал на свет, осведомился:

– Что все это значит?

Ричард молчал, не зная, что говорить. Скрывать правду было опасно, вручать Рокэ судьбу Оноре – тоже. Ворон прогнал лигистов, но он заодно с Дораком!

– Ричард, вам надо учиться врать. Попросите вашего друга кансилльера преподать вам несколько уроков.

– Эр Рокэ…

– Ричард Окделл проявил эсператистское милосердие и смелость, присущие его роду. – Дикон вздрогнул, увидев Его Преосвященство, стоящего в дверях. За спиной Оноре маячила шевелюра Пьетро и хмурился Виктор.

– Значит, этот мужлан был прав. – Герцог отхлебнул вина, – впрочем, я так и думал. Добрый день, господа. Проходите, располагайтесь. Красное? Белое? Ликеры?

– Мы благодарим вас за спасение, – с чувством сказал епископ, – хоть я и скорблю о смерти этого несчастного. Мне следовало выйти навстречу преследователям, но я проявил слабость.

– Вы мне ничем не обязаны, – Рокэ протянул Дикону бокал, – еще! Этот грубиян поплатился за то, что ломился в дом Рокэ Алва. О вашем присутствии я ничего не знал, но раз вы все равно тут, не вижу причины не позавтракать. Я голоден, как все кошки мира.

– Сегодня мы отказываемся от пищи в память наших погибших братьев.

– Не понимаю, – Рокэ задумчиво тронул цепь с сапфирами, – при чем здесь погибшие братья? Какое им дело, едите вы или нет?

– Умерщвляя нашу плоть, мы питаем наш дух.

– Напротив. Если человек голоден, он будет думать о еде. Вот после завтрака можно поболтать и о вечном.

– Создатель, прости этому человеку, – вздохнул Оноре.

– Что именно мне должен простить Создатель? – осведомился Рокэ. – Что я в него не верю, или то, что я только что прикончил одно из его созданий? Правда, оно было удивительно докучливым.

– С вами невозможно разговаривать.

– Тогда пойдемте завтракать.

Глаза Пьетро вспыхнули надеждой, но Оноре лишь покачал головой.

– В таком случае позвольте вас покинуть. Ричард, вы тоже голодаете в память невинно и винно убиенных?

Говорить «да» и «нет» было равно глупым, и Дикон поплелся за своим эром, не решаясь поднять глаза. Ворон тоже молчал, понять, что было у него на уме, мог разве что Леворукий.

– Эр Рокэ…

Алва, продолжая задумчиво жевать, соизволил посмотреть на оруженосца.

– Как вы меня назвали?

– Монсеньор…

– Именно. Я вам уже советовал придержать «эра» для Штанцлера и Приддов, но вы что-то хотели?

– Что будет с Преосвященным?

– А я откуда знаю? – Рокэ воззрился на крылышко какого-то существа. – Видимо, его кто-нибудь где-нибудь когда-нибудь убьет, эсператисты причислят беднягу к лику святых, и всем будет хорошо, а лучше всех Эсперадору.

– Я не об этом… Они же здесь.

– Увы, я не запрещал вам принимать гостей, а что не запрещено, то разрешено.

– Монсеньор, что вы будете делать?

– Помоюсь и лягу спать. До вечера. Ваши гости, Ричард, это ваши заботы, но чем быстрее вы их куда-нибудь спровадите, тем лучше.

Глава 4

Оллария
«Le Roi des Coupes» & «Le Cing des Epees»

1

О том, что болван-булочник всю ночь пробегал с черным бантом и не прислал свежего хлеба, Луиза Арамона узнала, выйдя к завтраку. Мать кипела от негодования, по мнению госпожи Аглаи Кредон, нерадивого пекаря следовало по меньшей мере повесить. Луиза вздохнула и села на свое место. Мать, несмотря на хрупкость и малый рост, была решительной и властной, хотя умело это скрывала от своего бессменного покровителя. Граф Крединьи видел в Аглае Кредон беззащитное создание, которое без него незамедлительно зачахнет и пропадет. Он бы безмерно удивился, увидев, как его робкая любовница распекает прислугу и сворачивает в бараний рог дочерей и внуков.

Именно поэтому Луиза до последнего тянула с переездом, но у нее не было выхода – после исчезновения Арнольда жизнь в Кошоне стала невыносимой, а потом муж вернулся. Мертвый. И увел Циллу. Мать в это не верила, то есть не верила, что к ним приходил выходец. Ненавидевшая зятя Аглая решила, что тот просто сбежал под юбку к какой-нибудь красотке, а Циллу забрал, чтобы насолить жене, а если госпожа Кредон что-то решала, то переубедить ее не мог ни Создатель, ни Леворукий. Луиза с матерью не спорила, зачем? Ссориться было глупо во всех отношениях, к тому же из Олларии происшедшее и впрямь казалось кошмарным сном. Арнольд не появлялся, Цилла – тоже, хотя Дениза и пророчила, что по ночам дочка будет плакать под окнами, просить, чтоб ее пустили. Кормилица не верила, что все кончено, и где могла развешивала и раскладывала свои обереги. Разумеется, это стало причиной ссор. Мать Денизу возненавидела в считаные дни, но тут уж Луиза встала грудью.

Аглая Кредон называла дочь суеверной дурой, свихнувшейся без мужа и пляшущей под дудку деревенской бабы. Дочь то отмалчивалась, то огрызалась, то оправдывалась. К несчастью, зажить собственным домом вдова капитана Арамоны не могла. Сначала Луиза надеялась на отца, обожавшего Селину, но господин граф хотел, чтоб его любовница, дочь и внуки жили под одной крышей. Ему, одиноко обитающему в огромном особняке, и в голову не приходило, что жить большой семьей не такое уж великое счастье.

– Я не намерена больше иметь дело с этим мерзавцем. – Луиза вздрогнула от неожиданности – оказывается, мать до сих пор возмущается. Не получить на завтрак горячую булочку и в самом деле страшно!

– Мама, не нужно ссориться с лигистами! Им же покровительствует кардинал!

– Теперь я понимаю, почему от тебя сбежал муж, – Аглая Кредон оттолкнула корзинку с шелками, – если все время ноги поджимать и жить с оглядкой, на тебе все ездить станут. Этот мужлан должен знать, с кем имеет дело! Я сотру его в порошок.

– И все-таки, мама, нужно быть осторожней. Баронесса предупреждала…

– Твоя баронесса – шлюха, – отрезала Аглая, – если ей хочется, пусть бежит, а нам бояться нечего.

Луиза могла возразить, что Марианна, в отличие от Аглаи Кредон, замужем, причем за настоящим бароном, и что совет уехать она получила не от кого-то, а от коменданта Олларии, но спорить с матерью было себе дороже. Аглая вела себя так, словно была не любовницей графа, а законной супругой, она искренне гордилась своей добродетелью и высоким положением.

– Не знаю, мама, – Луиза задумчиво покачала головой, – возможно, все же имеет смысл уехать.

– И бросить дом? – возмутилась Аглая. – В пустой дом точно залезут, а слугам и соседям доверять нельзя.