Читать книгу "Секретный агент S-25, или Обреченная любовь - Валентин Лавров"

— Все ясно! Завтра — военно-полевой суд, и вы, господин шпион, будете расстреляны. — Стукнул кулаком по столу. — Завтра же! А сегодня, как положено смертнику, вам передадут бутылку рислинга. На том свете скажите всем привет.

Соколова снова доставили в тюремную клетушку.

* * *

Соколов недоумевал: для чего нужна была эта комедия?

Он зажег лампу. В ее желтом свете заметил на одеяле, которым были прикрыты нары, крошки сухой замазки и клочок пакли, которую забивают в оконные коробки как утеплитель. Поднял голову. Наверху находилось окошко с толстой металлической решеткой. Он усмехнулся: «Верно, укрепляли решетку, чтобы смертник не сбежал».

И ошибся — все было наоборот.

Читатель, впрочем, об этом скоро узнает.

На ночь Соколов помолился, благодарил Царицу Небесную за прошедший день и ничего не просил, кроме того, чтобы силы небесные не покидали его.

Совесть русского разведчика была чиста, дух не замутнен: он все делал, как надо, а это главное в жизни каждого из нас.

Сомневающийся Шульц

Шульц, как и положено генералу-разведчику, подобно петроградскому Нестерову, во всем сомневался и всех на свете считал изменниками: или уже завербованными врагом, или ищущими такого случая.

Теперь он доказывал фон Лауницу:

— Вы много знаете примеров, когда русские офицеры добровольно переходили к нам? Ноль! Солдаты, случается, перебегают, предпочитая плен войне. А тут — знаменитый полковник! И не забывайте: в России остались его жена с сыном и отец-царедворец.

Фон Лауниц возражал:

— Но газеты пишут, что Соколов избрал невероятно сложный способ побега, что его двое сообщников погибли в перестрелке. Более того, какого-то унтера он вышвырнул на полном ходу из поезда. Шпионы так не делают. Вот, глядите, свежие русские газеты, здесь продолжают с возмущением писать о «графе-преда-теле».

Шульц задумчиво барабанил пальцами по столу.

— Да, разведчики не любят шума вокруг себя, и все же…

Фон Лауниц продолжал:

— А главное, мой дорогой Фридрих, — серия фельетонов в «Русской мысли». Тут надо учитывать психологию русского человека. Знатный дворянин может сделать много глупостей: сбежать с любовницей, проиграть имение в карты, стреляться на дуэли, но никогда не обречет себя и близких на позор.

— Тем более ради службы в разведке. Но что могло толкнуть его на побег?

— В сознании русского общества произошли большие изменения. Очень многие недовольны ходом войны и мягкотелостью русского царя. А здесь еще и страшное личное оскорбление: героя войны, заслуженного полковника предали военному суду и разжаловали до рядового. Тут любой сбежит…

Шульц вытянул бокал вина и задумчиво дергал себя за кончик усов. Потом решительно хлопнул ладонью по крышке стола:

— В ваших словах, дорогой друг, есть логика, но этому графу необходимо устроить настоящую проверку… Слишком ответственно дело, которое мы хотим ему поручить.

— Фридрих, я вполне согласен с вами. Довериться представителю враждующей стороны в столь важном деле очень опасно, но мы не знаем никого другого, кто столь удачно подходил бы для выполнения этой важной миссии.

Шульц закивал головой:

— Да, да, этот Соколов — фигура неординарная. Его следует использовать, но без проверки я не стану вербовать его для столь важной операции. Если она сорвется, нам обоим оторвут голову.

— Мой друг! Как говорил Иоганн Вольфганг Гёте, «вся мудрость жизни в том: не опоздай покинуть горящий дом». Если мы опоздаем, то тогда обязательно нам оторвут и голову, и все остальное.

Старый знакомый

Соколов начал засыпать, но вдруг стукнула дверь. На пол сначала полетел матрас, а затем послышались грубые ругательства и обещание:

— Рюсски швайн, утро вас двух будем пиф-паф!

В помещение грубо втолкнули какого-то человека в шинели. Человек упал на пол, медленно поднялся, отряхнул руки и по-русски произнес:

— Здравствуйте, товарищ!

Соколов вгляделся в гостя и, не выдержав, расхохотался:

— Тю-тю, мое почтение, Фотий Фрязев! Чего ты тут делаешь, медный лоб? И почему на твоей нахальной морде свежие синяки?

— Потому что меня жестоко били! — В голосе звучала слеза.

— Как ты сюда попал?

— Причиной тому — вы сами…

* * *

Фотий не мог сказать всю правду, а заключалась она в следующем. Когда Соколов переметнулся к немцам, Фотий, лежа привязанным к дереву, размышлял над своей печальной участью: «По моей вине бежали два немецких генерала. За такое страшное преступление меня вновь отдадут под военный суд и теперь наверняка расстреляют. Что делать? Выход один — развязаться, вплавь перебраться на вражеский берег и там сдаться на милость немцев. Они учтут мою заслугу в освобождении ихних генералов, могут даже деньжат подбросить и отправят с почетом куда-нибудь в тыл. Хорошо!»

Как всякий ограниченный человек, он обдумывал проблему только с одной, хорошей стороны, упуская из виду сторону другую — отрицательную.

Ужас перед грядущим возмездием придал Фотию силы. Он таки сумел освободиться от пут, разделся до исподнего, гимнастерку и прочее, кроме сапог, которые пожалел и оставил на ногах, бросил в реку и поплыл на вражеский берег. Немцы его заметили, когда он был в воде. Едва сошел на чужой берег, ему приказали:

— Хенде хох!

Фотий стал объясняться:

— Я нарочно к вам… Я сдаюсь! Рус капут!

Фотия повалили лицом на грязную землю, за спиной скрутили руки и отволокли в контрразведку.

Пока Соколов праздновал с генералами их избавление из плена, Фотия уже допрашивали. Начальник полковой контрразведки — здоровый немец с прыщеватым лицом по фамилии Клюге — для устрашения и большей убедительности несколько раз больно стукнул Фотия по лицу. Затем через переводчика предупредил:

— Говори только правду: один раз соврешь — один раз расстреляем, — и весело загоготал.

Фотий добросовестно рассказывал все, что знал: назвал имена командиров, начертил на листе бумаги расположение складов с фуражом и боеприпасами, доложил о готовящемся наступлении, о том, что беспрестанно подвозят снаряды, пушки, лошадей, что полки пополняются, а русские солдаты наивно верят в свою победу.

— А ты знаешь русского, который выручил немецких пленных генералов? — спросил Клюге.

— Еще бы мне не знать этого мерзавца! — усмехнулся Фотий. — Я генералов охранял, а граф Соколов совершил на меня нападение…

— А почему Соколов тебя не прикончил? Для его безопасности это было бы лучше.

— А кто его знает? — честно отвечал Фотий. — Этот граф человек шальной…