Читать книгу "Токсичный роман - Хезер Димитриос"

Я пожимаю плечами.

– Не знаю… Если бы он не был таким… И Гидеон… Я не знаю, блин.

Раздвижная дверь открывается, и Нат поворачивается, все еще обнимая меня.

– Привет, Гидеон, – говорит она. – Прости. Женское ЧП.

– Она в порядке?

– Нет, – отвечает Лис сухо.

Я поворачиваюсь к нему:

– Прости. Я в порядке. Все будет хорошо.

– Могу я что-то сделать? – спрашивает он, протягивая мне еще один бокал шампанского. – Кроме как продолжать поставлять шампанское, конечно же.

Я благодарно беру бокал.

– Это идеально.

Он улыбается:

– Хорошо. Я вернусь в дом. Но если вам нужен наемный убийца, взломщик паролей или джедай, вы знаете, где меня найти.

Я смеюсь:

– Ладно.

Он уходит, и Лис поворачивается ко мне.

– Ты можешь заполучить джедая. В чем тут вообще сомневаться?

Я опустошаю бокал шампанского за один глоток.

– Полегче, – говорит Нат.

– Что ты собираешься делать? – спрашивает Лис.

Теперь я чувствую себя спокойнее и решаю, что мне нравится шампанское.

– Нужно убедиться, что он начнет принимать лекарства, – говорю я. – А потом посмотрю, изменит ли это что-то.

– А если нет? – спрашивает Нат.

Я сглатываю:

– Тогда… я с ним расстанусь.

Я это сделаю, Гэвин. Соберись, потому что, твою мать, клянусь, я закончу наши отношения.

Глава 31

Я на четвереньках, мою плинтус в столовой. На часах пять пятнадцать, а ты будешь здесь в пять тридцать. С вечеринки у Гидеона прошло несколько дней, и сегодня твой день рождения. Так как сегодня вторник, у нас нет спектакля вечером, и я веду тебя в новый итальянский ресторан возле твоего вуза. Я говорю себе, что если ты не начнешь принимать лекарства к концу недели, я с тобой расстанусь. Но я уже подумываю над увеличением этого срока. Неправильно бить лежачего. И это невозможно, когда это твой любимый.

Я пытаюсь не запачкать платье, разбрызгивая чистящий спрей по полу, а потом проводя по нему тряпкой. На тряпке не остается грязи, потому что ее там нет, черт побери.

Новая затея мамы в том, что нужно делать генеральную уборку каждый день. Помыть пол, вытереть пыль, пропылесосить, отмыть туалеты и все такое. Вчера на столешнице осталось несколько капель засохшего соуса от пасты, и она начала кричать, что весь дом похож на свинарник. Учитывая работу, школу, репетиции и теперь этот крестовый поход по уборке в доме, я совершенно разбита. Когда я встретилась с тобой в воскресенье после дневного спектакля, то заснула на середине фильма, который мы смотрели у тебя дома. Ты накрыл меня одеялом и просто долго обнимал.

Я правда не знаю, как бы прошла через это все без тебя, уводящего меня из дома или забирающегося в мою комнату по ночам, навещающего меня на работе. Когда я тебе звоню, ты берешь трубку после первого же гудка. Ты первый человек, к которому я обращаюсь, когда дома все становится тяжело и нелепо. Ты был моим спасательным кругом, и сейчас мне нужно стать твоим. Я пообещала себе, что перестану терять любовь к тебе. Я снова в тебя влюблюсь, потому что иначе ты убьешь себя. Я знаю, что ты это сделаешь. Я не хочу быть эгоистом. Или опрометчивой. Я хочу правильно поступить с нашими отношениями. Ты этого заслуживаешь, мы оба заслуживаем.

Я не позволяю себе думать о Гидеоне. Иначе каждый раз я чувствую себя виноватой. Я люблю тебя, и мы так много вместе прошли. Тебе со стольким приходилось мириться: с моей семьей, расписанием, учебой в старшей школе. Как я могу тебя отпустить после всего того, что ты сделал для меня? Как могу я с тобой расстаться тогда, когда нужна тебе больше всего? Так что я запихиваю Гидеона в закрома своего разума. Снова и снова.

Закончив, я выпрямляюсь.

– Мама? – зову я. – Они чистые.

Я слышу, как она идет по коридору, а за ней и Сэм. У нее темные круги под глазами, а краска на волосах потускневшая. Я вижу серые волоски в ее хвостике. Странно видеть мою маму неидеальной. Она с почти религиозным рвением относится к волосам и ногтям. Она наклоняется и изучает плинтус.

– Ты пропустила пятнышко, – говорит она, указывая на маленькое пятнышко на стене над полом.

Я наклоняюсь и стираю его тряпкой, в двух секундах от истерики. Я думаю о тебе и нашем свидании, и как сильно мне нужно отсюда убраться.

Но она стоит и качает головой:

– Тебе стоит еще раз все протереть, – говорит она.

Я не могу больше сдерживаться. Глаза наполняются слезами.

– Мама, пожалуйста. Гэвин будет здесь в любую минуту, у нас свидание…

– Чем быстрее ты начнешь работать, тем быстрее закончишь.

– Но у нас столик заказан…

– ЧТО Я СКАЗАЛА?

Все ее лицо внезапно искажает ярость, и я больше не могу, я сдаюсь и говорю все, что хотела сказать последние несколько месяцев.

– Весь дом чист, мама, идеально чист. И я устала, истощена и больше не могу это делать. Не могу. С тобой что-то не так…

Она поднимает руку и дает мне пощечину. Я врезаюсь в проход, уставившись на нее в шоке, прижав руку к горящей щеке. Она хватает меня за плечи и трясет так сильно, что я прикусываю язык.

– Почему с тобой все время одни разборки? – кричит она.

Я вижу движение краем глаза: ты там, стоишь перед сетчатой дверью. Мама открыла дверь сегодня, потому что погода была хорошая. Я смотрю на нее в панике, сгорая от стыда.

– Мама. Мама. Гэвин…

– Ты сука, – кричит она на меня и поднимает руку, и я слышу, как открывается дверь.

– Эй! – говоришь ты, но не успеваешь остановить удар, в этот раз такой сильный, что моя голова бьется о стену.

– Какого хрена? – теперь ты кричишь. Я никогда не видела тебя в такой ярости.

Ты хватаешь меня и прячешь за свою спину. Я всхлипываю и никак не могу остановиться, в голове гудит, щека болит, и я так сильно люблю тебя, Гэвин, я так тебя люблю за то, что ты хочешь спасти меня.

– Какого хрена? – кричишь ты снова.

Я чувствую, что тебя трясет от злости, и я тебе так благодарна за то, что кто-то наконец за меня вступился.

Мама смотрит на тебя и ничего не может сказать.

– Если вы еще раз сделаете это, я вызову чертову полицию, – говоришь ты. – Вообще-то я должен вызвать ее прямо сейчас.

Мама моргает, словно выходя из транса:

– Гэвин, тебе нужно уйти, – говорит она.

– С радостью. – Ты хватаешь меня за руку и распахиваешь дверь. Я так рыдаю, что едва могу дышать, пока всхлип за всхлипом вырываются из меня.