Читать книгу "Сладость на корочке пирога - Алан Брэдли"

— Я сбегаю домой и принесу ее.

Пембертон разразился бурным смехом и хлопнул себя по ноге. Совладав с собой, он сказал:

— Ты очень хороша, знаешь ли, — для своего возраста. Напоминаешь мне меня самого. Сбегаю домой и принесу — надо же!

— Ну ладно, — предложила я. — Я скажу вам, где я ее спрятала, и вы сможете пойти и забрать ее сами. Я останусь тут. Честное скаутское слово!

Я изобразила пальцами салют девочек-скаутов. Не стала ему говорить, что технически больше не являюсь членом этой организации, с тех пор как меня исключили за то, что я изготовила гидроокись железа, чтобы получить значок за бытовое обслуживание. Никому не было дела, что это противоядие при отравлении мышьяком.

Пембертон глянул на часы.

— Становится поздно, — сказал он. — Нет времени для любезностей.

В его лице что-то изменилось, словно опустили занавес. В воздухе внезапно похолодело.

Он бросился ко мне и схватил за запястье. Я издала крик боли. Через несколько секунд, знала я, он завернет мне руку за спину. Я сразу сдалась.

— Я спрятала ее в спальне отца в Букшоу, — выпалила я. — Там двое часов — большие, на каминной полке, и маленькие, на столике около кровати. Марка приклеена сзади к маятнику в каминных часах.

И тут случилось нечто ужасное — ужасное и одновременно, как оказалось, чудесное одновременно — я чихнула.

Мой насморк, почти позабытый, не тревожил меня весь этот день. Я заметила, что насморк отступает, когда ты спишь или когда ты слишком занят каким-то делом, чтобы обращать на него внимание. Мой внезапно вернулся, чтобы отомстить.

Позабыв на миг, что «Ольстерский Мститель» спрятан внутри, я полезла за носовым платком. Пембертон, должно быть, принял мое внезапное движение за прелюдию к бегству — или к нападению на него.

Как бы там ни было, когда я поднесла платок к носу, не успела я его развернуть, как он молниеносным движением схватил меня за руку, скомкал ткань в шарик и засунул его вместе с маркой мне в рот.

— Хорошо, — сказал он, — посмотрим.

Он сбросил пиджак, развернул его, словно плащ матадора, и последним, что я видела, перед тем как он набросил его мне на голову, была могила доктора Твайнинга и слово Vale!, выгравированное на ее основании. Прощай!

Что-то сдавило виски, и я догадалась, что Пембертон закрепляет пиджак застежками от портфеля.

Он перекинул меня через плечо и понес так легко, как мясник говяжий бок. Не успела моя голова перестать кружиться, как он тяжело поставил меня на ноги.

Схватив меня за загривок одной рукой, другой он сжал мне плечо, словно тисками, грубо подталкивая меня перед собой по бечевнику.

— Просто переставляй одну ногу за другой, пока я не велю тебе остановиться.

Я попыталась позвать на помощь, но рот был полностью забит влажным носовым платком. Я смогла издать лишь грубое хрюканье. Даже не могла сказать ему, как больно он мне делает.

Внезапно я осознала, что я боюсь больше, чем когда-либо в жизни.

Ковыляя, я молилась, чтобы кто-нибудь увидел нас; тогда они наверняка крикнут, а я даже с завязанной пембертоновским пиджаком головой услышу их. И тогда я резко вырвусь от него и помчусь на звук голоса. Но если сделать это преждевременно, я рискую влететь прямо в реку, а Пембертон оставит меня там тонуть.

— Стой, — внезапно сказал он, после того как я прошлепала, по моей оценке, футов сто. — Тихо.

Я послушалась.

Я слышала, как он возится с чем-то металлическим, и через секунду, судя по звуку, открылась дверь. Ремонтный гараж!

— Шаг наверх, — сказал он. — Вот так… Теперь три вперед. И стой.

За нами с деревянным стоном закрылась дверь, словно крышка гроба.

— Выверни карманы, — потребовал Пембертон.

У меня был только один — карман в джемпере. Там ничего не было, кроме ключа от кухонной двери в Букшоу. Отец всегда заставлял нас носить ключ с собой на случай гипотетической срочной необходимости, и поскольку он периодически делал проверки, я все время держала его при себе. Вывернув карман, я услышала, что ключ упал на деревянный пол, затем подпрыгнул и покатился. Через секунду раздался слабый клик — он приземлился на бетон.

— Черт, — выругался Пембертон.

Хорошо! Ключ упал в ремонтную яму, я была уверена. Теперь Пембертону придется отодвигать прикрывающие ее доски и лезть вниз. Мои руки были все еще свободны, я сорву пиджак с головы, выбегу за дверь, вытащу платок и помчусь по Хай-стрит с дикими воплями. Через минуту.

Я была права. Почти сразу же я услышала безошибочный звук отодвигаемых тяжелых досок. Пембертон заворчал, оттаскивая их от ямы. Надо быть осторожной и думать, куда бежать: один неверный шаг и я упаду в открытую дыру и сломаю шею.

Я не двигалась с того момента, как мы вошли в дверь, которая, если я права, должна быть за моей спиной, а яма — впереди. С завязанными глазами мне надо будет повернуться на сто восемьдесят градусов.

Либо Пембертон обладал тонким чутьем, либо он засек легкое движение моей головы. Не успела я ничего сделать, как он оказался рядом со мной, повернул меня вокруг оси с полудюжину раз, словно мы собирались играть в жмурки, а мне предстояло искать. Когда он наконец остановился, у меня так кружилась голова, что я еле стояла.

— Теперь, — сказал он, — мы спускаемся. Осторожно.

Я быстро покивала головой, думая, как нелепо это выглядит в его пиджаке.

— Послушай, Флавия, будь хорошей девочкой. Я не собираюсь причинять тебе боль, пока ты будешь вести себя хорошо. Как только я заберу марку из Букшоу, я пришлю кого-нибудь освободить тебя. В противном случае…

В противном случае?

— … мне придется сделать с тобой что-то весьма неприятное.

Образ Горация Бонепенни, испустившего свой последний вздох мне в лицо, всплыл перед моими завязанными глазами, и я поняла, что Пембертон более чем способен выполнить угрозу.

Он поволок меня за локоть к месту, которое, как я предположила, было краем ямы.

— Восемь шагов вниз, — скомандовал он. — Я буду считать. Не беспокойся, я тебя держу.

Я шагнула в пустоту.

— Один, — сказал он, когда моя нога коснулась чего-то твердого. Я стояла, пошатываясь.

— Все в порядке… два… три… ты почти на месте.

Я вытянула правую руку и наткнулась на край ямы почти вровень с моим плечом. Когда мои голые колени почувствовали холодный воздух в яме, моя рука начала дрожать, как сухая ветка на зимнем ветру. Горло сильно перехватило.

— Хорошо… четыре… пять… осталось всего два шага.

Он спускался по ступеням позади меня, одна за другой. Я подумала, можно ли схватить его за руку и резко сбросить в яму. Если повезет, он разобьет голову о бетон, и я выберусь наружу по его телу.