Читать книгу "Волшебник в мире - Кристофер Сташеф"

— А разве это было бы так уж скверно, если бы юный Чариг стал столяром?

Вильям вздрогнул и обернулся, улыбнулся, коснулся руки жены.

— А как ты догадалась, что я об этом думаю?

Она ответила ему улыбкой и сжала его руку.

— Вчера за обедом ты говорил о том, как тебя это тревожит, и с тех пор не находишь себе места. Догадаться нетрудно. Ну же, супруг мой, подумай: что дурного случится, если мальчик станет подмастерьем старика Виззигруфа? Ведь он так мечтает об этом!

— Дурно то, что это огорчило бы его отца.

— Но только на время. В конце концов, он ведь боится только того, что его сын как бы сделает шаг назад. Но когда Тоби Чариг станет главой гильдии, думаю, отец станет гордиться им.

— Если он станет главой гильдии, — уточнил Вильям. Дилана пожала плечами.

— У юноши талант, как мы смогли убедиться. Какой красивой резьбой он покрыл деревяшки, какие чудные безделушки выточил для матери! А люлька, которую он вырезал для старшей сестры в подарок на свадьбу — это же просто произведение искусства! Но даже если он не станет главой гильдии, разве мальчик не имеет права на счастье?

— Нет, если это принесет горе его отцу.

— Но если старик Чариг на самом деле любит сына, счастье мальчика и его должно сделать счастливым, — не отступалась Дилана. — А если мальчику не по душе карьера купца, это опечалит и его отца, это будет его злить. Они станут ссориться, дело и до драки может дойти. Нет-нет, безусловно, мальчик имеет право стать счастливым.

— Счастье — это не то, о чем можно говорить, что кто-то имеет на него право, — проворчал Вильям. — Счастье — не хорошо и не дурно. Это просто удача.

— Если так, то мне и в самом деле очень повезло, — улыбнулась Дилана и, сжав руку супруга, отпустила ее. А он заглянул ей в глаза и улыбнулся.

— Мне тоже, — сказал он тихо. — Я понимаю, о чем ты говоришь, и это великое благо.

— Если так, то каждый из нас имеет право на счастье.

— Имеет право? — нахмурился Вильям. — Странно звучит.

Дилана напряглась. Разговор принимал опасный оборот, а она и не заметила, как это произошло. Она повернула голову к окну, вгляделась в заснеженный сад и сказала, старательно подбирая слова и искусно меняя их значение:

— Если рассуждать о том, что право, что не право, то наш союз, конечно же, дело правое, супруг. А если рассуждать о правах... то некоторые из них принадлежат нам только потому, что мы рождены на свет. К примеру, каждый имеет право на жизнь, право защищаться от воров и убийц.

— Да, это верно, с этим я спорить не стану, — медленно, осторожно проговорил Вильям. — Но жизнь — это нечто такое, что происходит с нами независимо от того, хотим мы этого или нет, любимая, хотя, вероятно, у наших родителей в этом смысле имеется некоторый выбор.

Его рука вновь легла на ее руку, ее взгляд встретился с его теплым взглядом, она ответила ему сияющей улыбкой.

— Но вот счастьем люди не наделяются с первым вдохом, — продолжал развивать свою мысль Вильям. — Счастье либо приходит, либо нет. Даже те, кто сам избирает для себя супругов, частенько совершают ошибки. Можно из кожи вон лезть ради счастья, а потом обнаружить, что тебя гложет тоска. Ведь это не назовешь правом.

— Нет, не назовешь, — медленно проговорила Дилана, не отводя глаз от мужа. — Но можно попытаться быть счастливым. Хотя бы это можно назвать правом.

Взгляд Вильяма стал задумчивым.

— Да, пожалуй, — сказал он негромко и отвернулся к окну. — Пожалуй...

Следя за выражением лица супруга, Дилана неслышно облегченно вздохнула. Миновал крайне напряженный момент, но, похоже, она неплохо справилась. Да, Вильям снова погрузился в раздумья, но хотя бы ей удалось отвлечь его от раздумий более тяжких.

Однако при этом она ухитрилась отвлечь супруга от разговора на более интимную тему, из которого могла бы проистечь ночь, полная любви. Дилана вновь вздохнула и напомнила себе о том, что все они обязаны идти на жертвы ради общего дела.

Однако ночь опровергла ее ожидания, а на следующий день... На следующий день Вильям вынес вердикт: юного Чарига следовало отдать в подмастерья к деревенскому столяру. После судебного заседания магистрат позвал старика Чарига к тебе в кабинет, где долго разговаривал с ним. Из кабинета купец вышел хмурым, но не злым, а главное — задумчивым.

* * *

Позднее, весной, Дилана удивила и Вильяма и себя тем, что забеременела. Ей уже было под сорок, однако она сравнительно легко родила своего первенца, и Вильям на диво обрадовался появлению ребенка, хотя родилась девочка, а не мальчик. Миновало три года, и магистрат подолгу «разговаривал» с дочуркой — усаживал ее на колени и слушал ее лепетанье. Время от времени Дилана касалась в беседах того, какие права малышка Луиза приобрела, появившись на свет в результате решения супругов иметь ребенка. Вильям заверял жену в том, что он целиком и полностью осознает свою ответственность перед дочерью, а затем, мало-помалу, начал соглашаться с тем, что права женщины следует столь же настойчиво охранять, как и права мужчины.

Вот примерно так те небезнадежные магистраты, которые остались на своих постах, говорили о правах человека со своими новыми женами. Медленно, постепенно они начинали задумываться о необходимости кое-каких перемен в системе правления — перемен, проистекавших из идеи о правах человека. И Майлз начал понимать, что ему нет нужды подменять всех магистратов до единого подсадными и мучиться из-за того, что подсадных не хватает.

* * *

— Не думаешь же ты, что вы сможете удержать нас здесь, если мы на самом деле пожелаем уйти? — с сердитой усмешкой вопросил магистрат Флаунд.

— О да, — отвечал Бейд голосом мягким, словно бархат. — Да, я думаю, что мы удержим вас здесь, невзирая на то, как отчаянно вам хотелось бы бежать.

— Вы? Но вас всего пятеро! — ухмыльнулся Флаунд. — А нас пять сотен.

— Нас пятеро, а еще Хранитель и тысяча роботов. — На самом деле роботов было всего сто, но они сновали повсюду с такой скоростью, что Бейд не сомневался: никому из магистратов было бы не под силу сосчитать их. — Они могли бы надежно держать вас здесь даже без нас, пятерых тюремщиков. На самом деле мы здесь присутствуем только для того, чтобы следить за тем, чтобы не упустить досадных мелочей, которые могут ускользнуть от пристального внимания Хранителя.

Сомневаться не приходилось — главный компьютер прежде никогда не выступал в роли тюремного надзирателя. Безумцам и в голову не приходило бежать из Фиништауна. Все они до единого хотели навсегда остаться здесь.

Хотел остаться здесь и Бейд, но не ради того, чтобы, как прежде, купаться в волнах иллюзий. Ненависть распаляла его добела, он с радостью оставался в Фиништауне и был бы рад своими глазами увидеть, как кто-то из плененных магистратов взбунтуется. Он никогда не смог бы забыть о том, как гневно кричал его отец на Ладо — магистрата их деревушки — за то, что тот отобрал у отца деньги, а Бейда выгнал из школы за плохие успехи в учебе. (Но то, что он выучил, он выучил крепко-накрепко!) Он никогда не забудет жуткого зрелища: отец в колодках, а соседи швыряют в него гнилые овощи и потешаются над ним, и по щекам отца стекает зловонная жижа. Он никогда не забудет слез матери, их ссор с отцом, когда мать кричала на отца и говорила, чтобы он перестал мучать мальчика.