Читать книгу "Нелепая привычка жить - Олег Рой"

А потом он поселился в доме. В прихожей теперь стояли его тапочки, а на вешалке в ванной висел халат, который пах им. Он устроил ей настоящий праздник, свозив ее в «Детский мир» и купив там целую гору красивой одежды и, конечно же, Кена, ее самую любимую куклу, с которой она до сих пор не расстается.

Он приносил ей книги – ее обожаемые сказки, игрушки и всякие лакомства. До него как-то особенно никто не интересовался тем, что ей нравится, а что нет. Положили в тарелку – ешь. Лежит в шкафу и годится – значит, носи. А он был первым, кто спросил, что она любит. И не только спросил, но и запомнил.

Он слушал ее стихи и не просто умилялся, «ах, такая маленькая, а уже сочиняет», а пытался понять, что она хотела сказать и почему так написала. Он катал ее на машине, брал иногда с собой на работу, возил на прогулки в Сокольники и в Коломенское, водил на елки, ходил с ней в театр, в кино и в цирк. Рассказывал всякие интересные вещи. Поднимал на руки и сажал на плечи, чтобы ей лучше были видны звезды и облака. А однажды, когда увидел, как она лежит на подоконнике, осторожно снял с окна и именно так и сказал: «Ты мое счастье…»

Почти семь лет своей жизни она была совершенно счастлива. Семь лет, больше трети всего прожитого. Если так посмотреть, то это очень много… Кто-то из умных людей сказал, что счастье как здоровье – начинает ощущаться и цениться только тогда, когда ты его теряешь. В этом отношении Дольке повезло. Ей было с чем сравнить. К шести годам она уже научилась страдать – и тем острее и ярче воспринимала тот дар судьбы, который воплощал в себе он.

С ним было не просто хорошо – он стал для нее воздухом, смыслом существования, всей ее жизнью. Все, что с ней происходило, нужно было лишь настолько, насколько имело отношение к нему. Стихи писались для него, картинки рисовались, чтобы показать ему. Даже в школу она ходила лишь потому, что он считал это необходимым, говорил с ней об учителях и одноклассниках, помогал делать уроки, особенно ненавистную математику, приучил любить литературу и историю, не просто проглатывать книжку за книжкой, погружаясь в красивый выдуманный мир, но и осмысливать прочитанное, пытаться понять и оценить характеры героев, их жизнь, слова и поступки.

Сначала она любила его по-детски, бегала за ним хвостиком по квартире, ежеминутно требовала внимания, без всякой задней мысли забиралась на колени, обнимала и висла на шее. Но потом пришли совсем другие чувства. Она отлично помнила тот момент – была весна, ей недавно исполнилось одиннадцать лет, и она только что прочла цвейговское «Письмо незнакомки». Дочитывала уже поздно ночью, когда в небе светила полная луна, а сквозь открытое окно доносился запах цветущих яблонь и вишен.

Долька тогда подняла глаза от текста и шепотом сказала себе: «Я люблю его!» Закрыла книгу и повторила эти же слова чуть громче. А потом и вовсе закружилась по комнате, с радостью и удивлением прислушиваясь к тому, что творилось у нее в душе, и напевая: «Люблю, люблю, люблю…»

Спасибо отцу-испанцу и его горячей крови – женщина проснулась в ней очень рано. И физически, и психологически. Одной из первых в классе, на зависть более высоким и крупным девчонкам, Малахова стала официально пропускать раз в месяц уроки физкультуры. Прижимаясь к нему, она чувствовала, как что-то сладко сжимается у нее внутри, где-то внизу живота. Мечты перед сном становились все более и более смелыми, сменялись такими же снами, а сны – снова мечтами… Сказки теперь были забыты, Долька зачитывалась совсем другой литературой, бульварными газетами и журналами в духе «СПИД-инфо». В тринадцать одноклассница дала ей почитать «Лолиту», и книга о девочке с таким же именем, как у нее, перевернула всю ее жизнь. С тех пор все расплывчатые грезы слились в одну сокровенную мечту – повторить путь набоковской героини. Не весь, конечно, только до того момента, как Лолита рассталась с отчимом. Уж Долька на ее месте никогда бы никуда не ушла от своего!

У нее было то же препятствие, что и у героев книги вначале. Почему-то в те годы она даже не сомневалась, что если бы Лана, как в романе, тоже попала под машину, Виталий бы стал жить с ней, Долькой, точно так же, как Гумберт с ее тезкой. И отношение девочки к матери резко переменилось. Если в детстве она с какой-то болезненностью мечтала о ее любви, а потом, с появлением Виталия, просто как-то забыла о ней, целиком и полностью занятая им, то теперь она испытывала к Лане жгучую неприязнь. С ее точки зрения, эта насквозь фальшивая женщина с платиновыми волосами занимала то место, которое должно было принадлежать ей, Дольке. Именно ее, Лану, а не Дольку он обнимал и целовал, говорил нежные слова, смотрел в глаза, с ней проводил ночи и ей дарил неведомое и пока не очень понятное, но, безусловно, потрясающее удовольствие, именуемое сексом. А Дольке оставалось только скрывать свои чувства и мечтать о том, что этой досадной помехи когда-нибудь не станет…

Неудивительно, что Лана скоро догадалась о том, что испытывает ее родная дочь. И если глубину Долькиных чувств к Виталию она, к счастью, себе не представляла, то в отношении собственной персоны ощутила все сполна. Видимо, между Ланой и возлюбленным произошел крупный разговор – во всяком случае, Вит вдруг как-то резко переменился к Дольке, перестал до нее даже дотрагиваться, а когда она спросила, в чем дело, забормотал что-то о новых, взрослых отношениях.

Она, Долька, уже тогда понимала, что к чему. И подобная перемена стала для нее страшным ударом. Больше всего на свете ей уже тогда хотелось, чтобы Лана умерла, но в то время мысль, что ее можно убить, еще не приходила ей в голову. Куда легче и заманчивее показалась идея убить себя – не на самом деле, конечно, а так, понарошку. Способ подсказала любимая песня группы «Крематорий»:

Маленькая девочка со взглядом волчицы,

Я тоже когда-то был самоубийцей,

Я тоже лежал в окровавленной ванной

И тоже вдыхал дым марихуаны…

Что такое марихуана, она тогда еще не знала, но то, что от небольшой раны поперек вен не умрешь, представляла себе очень хорошо. Ей даже понравилось это ощущение, особенно в первый момент, когда боли еще не было, а кровь от неглубокого пореза бритвой полилась сильной струей. Такой потрясающий допинг! Она точно рассчитала время, и все вышло именно так, как она задумала. Обидно только, что перед самым приходом Вита она все-таки потеряла сознание – не столько от потери крови, сколько от нервного перенапряжения. Обморок был очень некстати – ей так хотелось бы видеть его лицо, слышать голос, все чувствовать…

Потом была эта чертова больница, которая до сих пор снится ей в кошмарных снах. Вот уж где она узнала и про травку, и про более сильные наркотики, и про многое другое… В клинике было настолько ужасно, что Долька тогда разозлилась на весь мир. Даже на него она тогда была обижена за то, что он пошел у Ланы на поводу и позволил засунуть ее, Дольку, сюда, а уж саму Лану она и вовсе возненавидела лютой ненавистью… Каждый день, проведенный в этих стенах, был просто мучением. И Долька мечтала лишь об одном – как она вернется домой и уж тогда им покажет!