Читать книгу "Капкан для Тайфуна - Михаил Алексеев"

Задачей группы в этом поиске был штаб немецкой армии под Ельней. Пеленгация установила местоположение радиоцентра штаба, но воздушная разведка не смогла определить точное расположение штаба. Поэтому в поиск решено было отправить его группу. Однако союзники настояли на участии в операции своих людей, предложив использовать их технику и оборудование. В принципе, старшина был только «за». Что ни возьми у союзников – все было интересно и нужно. И прицелы, приборы ночного видения, и микрофоны, способные слышать речь за сотни метров, и радиосвязь между бойцами в группе, и связь с базой посредством передачи сжатого до секунды сигнала, а следовательно, невозможности немцами перехвата и пеленгации. Да даже пенка, на которой сейчас лежал старшина, и та была крайне удобной вещью в походе. Правда, пришлось союзникам переодеться в нашу форму. Хоть и уступала она по всем параметрам их форме, но она соответствовала времени. И оружие взяли тоже наше. Не совсем, правда. Не ППД и не ППШ. Вся группа была вооружена ППС-43. Который разведчикам очень понравился. Патрон-то тэтэшный. Единственное, переделали ППС под бесшумки, а снайперку СВТ под электронный и ночной прицелы. Что им разрешили взять из нового оружия, это пулемет. «Печенег» называется. Странное название, но пулемет хорош! Выше всяческих похвал! Мощный и легкий одновременно. Хотя ему показали пулемет еще более удобный – РПК. Но у того был патрон неподходящий. А этот был под мосинский. Поэтому и разрешили. И то, только под обязательство, что в случае возможности захвата оборудования и пулемета, оборудование будет взорвано – для чего выделялась взрывчатка, а пулемет следовало разобрать, и раскидать детали как можно дальше друг от друга. А лучше утопить. Например, в болоте.

Задачу группа выполнила, штаб нашла и координаты его передала. Дальше было дело авиации. А группа двинулась на базу. Пока шли, возникло с десяток ситуаций, когда можно было что-то рвануть, взять «языка» и так далее. Но старшина помнил о том, кто с ним шел, и рисковать не собирался. Хотя ловил вопрошающие взгляды и своих бойцов, и союзников в такие моменты, но был непоколебим.

Старшину сменил наблюдатель, а сам он переместился на его место в глубину котловины рядом со спиртовой горелкой, которая разогревала обед для группы.

Неожиданно со стороны дороги донеслась беспорядочная стрельба из стрелкового оружия. Когда старшина добрался до наблюдателя, уже затявкали немецкие противотанковые пушки. Забрав из рук бойца бинокль, он приник к окулярам, одновременно слушая его пояснения.

– Все было как обычно. Шла автоколонна. Неожиданно вон из-за того перелеска выскочил БТ. Откуда он тут взялся? И пошел давить машины с головы колонны. Причем танк стрелял из башенного пулемета. Немцы тоже в ответ пытались стрелять. Но это больше от нервов. Что они могли танку сделать? И все б хорошо было, но тут показалась голова следующей колонны, а в ней были пушки. И развернули немцы их быстро. Когда они открыли огонь, танк сошел с дороги и скрылся в подлеске. Но мне кажется, в него попали, башня так и осталась повернутой, и стрельба из пулемета прекратилась.

Старшина в это время наблюдал, как за дорогой, метрах в пятистах, еще качались макушки потревоженных молодых деревьев. Танк ломился в глубину леса.

– Так! Продолжай наблюдение!

Старшина отдал бойцу бинокль и скользнул в овраг.

Движение по дороге замерло с наступлением сумерек. Группа выждала еще с полчаса, потом снялась, броском пересекла злосчастную дорогу и двинулась на север. Еще через полчаса маршрут движения группы пересек следы танка, ушедшего в лес. В целом направление движения группы совпадало с просекой, пробитой танком в подлеске. Решено было идти по следу, пока направление совпадает с нужным им. Час спустя в зеленоватом свете ПНВ передовой дозор на опушке березовой рощи заметил танкистский шлем на свежей могиле. Еще через час они увидели танк. Аккуратно обошли его. Танк был безмолвен. Старшина дал команду проверить люки. Один из разведчиков тенью скользнул на броню. В ночной тишине был слышен только звук осторожных шагов по металлу. Через минуту он спрыгнул с танка и шепотом доложил:

– Все люки закрыты. Изнутри.

– Значит, кто-то там есть, – сделал вывод старшина. – Эй! Браток! – старшина легонько постучал рубашкой гранаты по броне. – Свои, танкист! Разведка! Открывай!

Минуту стояла тишина. Потом кто-то зашевелился под броней на месте механика. И чуть погодя щелкнул запор люка.

Старшина подошел к люку и, прежде чем его открыть, осветил себя фонариком. После чего медленно открыл створки. На месте механика сидел младший лейтенант. Глаза, полные боли, наган в дрожащей от напряжения руке, командирская сумка на коленях и пропитанный кровью летний танковый комбинезон.

– Силантьев! Осмотри танкиста!

Его внештатный санинструктор подбежал к танку и, с помощью бойцов вытащив танкиста наружу, уложил его на расстеленную пенку. После чего, подсвечивая себе фонариком, занялся осмотром раненого. К нему присоединился коллега союзников. Старшине передали сумку танкиста и листок бумаги.

– Вот. Это у него на коленях было.

Старшина присел у ходовой, накрывшись плащ-палаткой, и принялся рассматривать переданное.

В сумке была карта, несколько карандашей и пара сухарей. Отложив сумку в сторону, он вчитался в листок бумаги.

25 октября 1941 г.

Здравствуй, моя Варя!

Нет, не встретимся мы с тобой.

Вчера мы в полдень громили еще одну гитлеровскую колонну. Фашистский снаряд пробил боковую броню и разорвался внутри. Пока уводил я машину в лес, Василий умер. Рана моя жестока.

Похоронил я Василия Орлова в березовой роще. В ней было светло. Василий умер, не успев сказать мне ни единого слова, ничего не передал своей красивой Зое и беловолосой Машеньке, похожей на одуванчик в пуху.

Вот так из трех танкистов остался один.

В сутемени въехал я в лес. Ночь прошла в муках, потеряно много крови. Сейчас почему-то боль, прожигающая всю грудь, улеглась и на душе тихо.

Очень обидно, что мы не все сделали. Но мы сделали все, что смогли. Наши товарищи погонят врага, который не должен ходить по нашим полям и лесам.

Никогда я не прожил бы жизнь так, если бы не ты, Варя. Ты помогала мне всегда: на Халхин-Голе и здесь. Наверное, все-таки кто любит, тот добрее к людям. Спасибо тебе, родная! Человек стареет, а небо вечно молодое, как твои глаза, в которые только смотреть да любоваться. Они никогда не постареют, не поблекнут.

Пройдет время, люди залечат раны, люди построят новые города, вырастят новые сады. Наступит другая жизнь, другие песни будут петь. Но никогда не забывайте песню про нас, про трех танкистов.

У тебя будут расти красивые дети, ты еще будешь любить.

А я счастлив, что ухожу от вас с великой любовью к тебе.

Твой Иван Колосов