Читать книгу "Другое детство - Сергей Хазов-Кассиа"

Но мой невидимый слушатель только молчаливо внимал этим жалобам, не давая никакого совета. Да, неправильно, да, несправедливо, но ничего не поделаешь, надо как-то с этим Жить дальше.

Мама стала странно реагировать на простые вещи, которым я не придавал никакого значения. Она долго не разрешала мне бриться, потому что «если один раз начнёшь, то потом придётся бриться всю жизнь». Я не понимал, что в этом такого ужасного, но до поры до времени бритвенных принадлежностей не покупал. На моём красно-оранжевом прыщавом лице, которое и так впору было выставлять в кунсткамере, клочками росли местами длинные, местами короткие разноцветные волосы: чёрные, русые и рыжеватые. Это нельзя было назвать ни бородой, ни усами, это походило на шерсть, торчавшую в разные стороны. Поскольку мои одноклассники красотой не блистали, и на их фоне я не получил бы главный приз за уродливость, я долго мирился с таким положением вещей. Но настал момент, когда я взбунтовался и купил-таки одноразовую пластмассовую бритву и гель для бритья, потратив на это треть своего недельного заработка. Маме решил, тем не менее, ничего не говорить, чтобы по возможности отсрочить скандал. Сама увидит рано или поздно. К моему удивлению, мама, наезжавшая периодически в город, не сказала ни слова, только бросила недовольный взгляд, застав меня утром в ванной с намыленным лицом.

Но было ещё одно место, где волосы мне совсем не нравились. Подмышки. С этой напастью тоже нужно было как-то бороться, иначе не получалось перебить запах пота и избавиться от подтёков на рубашках. Я покупал дезодоранты, но от них не было никакого толку, разве что рубашки пачкались ещё быстрее, а белый налёт ничем не отстирывался. Я попробовал и там брить волосы, и, к моему счастью, это если и не решило проблему полностью, то по крайней мере сократило её масштабы. К тому же я надеялся, что мама не станет интересоваться моими подмышками и на этом фронте обойдётся без столкновений.

Прошло достаточно много времени, прежде чем она заметила. Она приехала с дачи, чтобы выйти на работу на пару недель и взять больничный, который собиралась растянуть до конца лета. Был август, на улице стола такая жара, что вое окна в квартире были открыты круглые сутки, но даже это не спасало, и мы чувствовали себя, как в духовке. Я ходил в одних шортах — майка сразу становилась мокрой и неприятно липла к телу. Как-то вечером, когда я потянулся, чтобы достать с полки пачку чая, мама вдруг грозно спросила:

— А ты что, и подмышки теперь бреешь?

— Угу, — растерянно промычал я, искренне не понимая, что в этом постыдного.

— Это зачем ещё? — она явно не верила в мою наивность и говорила так, будто нам обоим было известно, что за преступление я совершил.

Ответить ей было нечего, вдаваться в подробности не хотелось: — Ну, так просто, а что?

— А ничего. Откуда это ты моду такую взял — подмышки брить? Ты кого из себя строишь, интересно? Сначала, значит, подмышки, а потом что? Будешь крем от морщин покупать? Может, и пудриться начнёшь?

Крем от морщин я покупать не собирался, но спорить с мамой было бессмысленно, потому что она не обосновывала своё мнение сколько-нибудь разумными аргументами.

— А что такого-то?

— Да ничего, Артём! Где это видано, чтобы мужики брили подмышки? А если увидит кто? Стыда же не оберёшься! — и мама начала длинный монолог, посвященный тому, что нечего выпендриваться и строить из себя неизвестно кого.

Я решил, что бриться не перестану, но впредь буду ходить в футболке, чтобы не провоцировать новых скандалов.

В другой раз Катя принесла настенный календарь с какими-то американскими футболистами. Они все были похожи друг на друга и стояли в разных позах, голые по пояс, в спортивных трусах, с мячом в руках. Мы просмотрели его вместе, обсуждая их огромные грудные мышцы и то, сколько же надо тренироваться, чтобы так накачаться. Катя забыла этот календарь у меня, а я долго ещё рассматривал каждую картинку, наслаждаясь обнажёнными мужскими телами, которые нечасто приходилось видеть в жизни. Недолго думая, я нацепил календарь рядом с секретером, открыв его на текущем месяце. Ну и что такого? В конце концов, отчим Артура тоже повесил в туалете футболистов (те, правда, были одеты).

Этот календарь провисел у меня неделю, пока мама в очередной раз не приехала с дачи. Я пришёл с показа достаточно поздно — люди часто смотрели квартиры после работы. И уже с порога почуял неладное. Она позвала меня из большой комнаты, как только захлопнулась входная дверь.

Я сбросил сандалии и прошёл к ней.

— Это что? — с едва сдерживаемым гневом спросила мама, показывая на лежащий перед ней календарь.

— Календарь, — растерянно ответил я.

— Артём, не делай из меня дуру, пожалуйста. Я вижу, что календарь.

Откуда он взялся и почему висит в твоей комнате?

— Ну, подруга одна принесла.

— И почему она носит тебе такие вещи?

— Она не мне принесла, она просто принесла и забыла.

— Ага. Забыла, значит. А ты сразу и развесил по всем стенам! — тут мама стала срываться на крик. — Ты думаешь, это нормально молодому человеку вроде тебя иметь в комнате такие календари?! Ты думаешь, что у многих мальчиков висит подобное? Ты за кого меня принимаешь? Ты что себе вообще позволяешь? Подруга забыла! Что это ещё за подруга, хотелось бы мне знать?! Быстро возьми это, и чтобы больше я этой дряни в моём доме не видела!

Я взял злополучный календарь и исчез в своей комнате. Надо отдать его Кате, хотя жалко, конечно, — за неделю я уже привык к этим мощным торсам.

Что-то новое появилось в маминых криках. Я считал, что она следит за мной и нарочно придирается, но в глубине души понимал, что отчасти она права. Правда, понимание это приходило только по конкретным поводам и после очередного скандала. Я редко мог заранее предсказать, что именно она сочтёт недостойным «молодого человека вроде меня» в следующий раз.

Лето закончилось. Мама, Артур и ещё несколько сотен тысяч человек вернулись в город. На улицах снова стало много прохожих, в метро было тесно даже днём, а уж вечером к общественному транспорту лучше было не подходить. Благо, было тепло, так что я старался, где можно, ходить пешком. К работе, которую я не хотел оставлять, прибавилась школа, начался последний учебный год. При этой мысли захватывало дух от счастья и смутного страха. Всё равно что прыгнуть с парашютом: нужно перебороть ужас, чтобы насладиться полётом, но, самое главное, обратной дороги нет — хочешь не хочешь, а тебя вытолкнут за борт, чтоб не задерживал остальных.

Артур продолжал встречаться с Катей, и, за исключением моих отлучек на показы квартир, мы по-прежнему проводили вместе большую часть свободного времени. Катя в свой лицей так и не поступила, провалив последний экзамен, но не особо печалилась по этому поводу, рассчитывая поступить в следующем году. Она вообще редко из-за чего расстраивалась. За лето мы ещё больше сблизились, так что я даже стал считать её своим вторым другом. Вторым, потому что Артур всё же занимал первое место, да и что-то двусмысленное было в дружбе с девушкой друга, какое-то ненужное наложение отношений.