Читать книгу "Капля яда. Бескрайнее зло. Смерть на склоне (сборник) - Джадсон Пентикост Филипс"

– Прежде всего, Джонни, закажем себе столик в «Гриле». Я не хочу пропустить первый выход Муна на публику. А вы?

Джон покачал головой, подумав: словно загипнотизированная змеей птица. Рано или поздно ему предстоит встретиться с Муном лицом к лицу.

Элисон не ошиблась по поводу журналистов. Ей вместе с Джоном пришлось проталкиваться сквозь жаждущих новостей мужчин и женщин, прежде чем удалось закрыть за собой дверь кабинета.

– Спустить бы эту свору на пять минут на нашего господина Шамбрена, может, перестал бы шутить, как с нею надо обращаться. Садитесь, Джонни. – Она подняла телефонную трубку. – Джейн, соедините меня с мистером Кардозой из «Гриля». – Элисон покосилась на гостя. – Сейчас увидим, такая ли у него, как у вас, короткая память – очарован он мной или нет? Кардоза – старший официант в «Гриле». Доброе утро, мистер Кардоза. С вами говорит Элисон Барнуэл. – Она прикрыла ладонью трубку. – Он меня помнит. А теперь главное испытание. Мне нужен столик на двоих на ленч. Да, знаю, что планируется. А зачем бы мне еще рисковать фигурой и объедаться вашими изысками? Нет, это не приказ мистера Шамбрена – моя личная просьба, дорогой мистер Кардоза. Устройте куда угодно, хоть на люстру. Благослови вас Бог, вы душка. – Она положила трубку. – А ведь дело висело на волоске. Все места забронированы. Но я еще на что-то гожусь.

– Вы очаровательная девушка, – проговорил Джон.

– Не очень-то вы щедры на комплименты, – рассмеялась Элисон. – Ладно, проехали. Но хочу сказать, что я вчера вас заметила. И это означает, что не хотела бы, чтобы вы меня забыли. Так чем могу вам помочь в роли пресс-секретаря этого обитого бархатом аквариума?

– Пока не уверен. – Джон старался не встречаться с ней взглядом. – Еще слишком мало знаю, чтобы задавать умные вопросы. Вот если вы разрешите потаскаться за вами день или два, я пойму, что к чему, и буду знать, что спросить.

– Таскайтесь сколько угодно. Не возражаете, Джонни, если коснусь чего-то личного?

– Конечно, нет, – ответил он, чувствуя, что открыт перед ней нараспашку.

– У меня скверный склад ума. – Улыбка на ее губах погасла.

– Да будет вам.

– Ну, не то чтобы уж очень скверный, но тем не менее. Открою перед вами карты и жду от вас того же. Я была замужем за лучшим мужчиной на свете. Он погиб при испытании бомбы в Неваде. Тогда я сама не хотела жить. Мне нравился наш союз, и я была любима. Понимала, что больше никогда не полюблю, а если выйду замуж, это будет совсем не то. Поэтому я успокоилась и углубилась в работу. У меня не было опыта, зато я получила хорошее образование. Попыталась стать репортером, но помешало воспитание. Занималась организацией рекламы для круизного агентства вроде вашего, поработала модельером, в кинокомпании, а теперь сижу здесь, где проявляется мой скверный характер – помню то, что следовало бы забыть. Когда я встретила вас вчера, кое-что всплыло в моей памяти.

– Что именно?

– Вспомнила фотографию молодого мужчины, выходящего из отдела кадров международного аэропорта. Его отцом был специалист по обезвреживанию бомб. Поскольку бомба сыграла роковую роль в моей жизни, эта информация засела у меня в голове. В статье, которая сопровождала снимок, говорилось, что после столкновения с Обри Муном несчастный совершил самоубийство.

У Джона перехватило дыхание.

– Вы меня узнали?

– Да, и решила вам об этом сказать, поскольку нам придется провести вместе следующие несколько дней. Вы хоть в курсе, что когда мистер Шамбрен упомянул вашего отца, вы стали белее этой бумаги? Шамбрен этого не заметил – слишком увлекся звуком собственного голоса.

– Вы ему не рассказали о своем открытии?

– С какой стати? Насколько помню, вы вполне официально поменяли фамилию, и напоминать окружающим, что вы Джон Макайвер, значило бы создать вам проблемы.

– И очень большие.

– Меня беспокоит другое: когда собрались к нам изучать гостиничный бизнес, не могли не знать, что здесь проживает Обри Мун.

– Знал.

– Он узнает вас, если увидит?

– Понятия не имею.

– В одном можете не сомневаться: мистер Шамбрен не выволочет вас отсюда за ухо только потому, что его попросит об этом Мун.

– Вот как?

– Опять мой скверный склад ума. Вы здесь в самом деле для того, чтобы изучать гостиничное дело, или это имеет какое-то отношение к Муну?

У него пересохло во рту. Притворяться поздно. Эта женщина застала его врасплох и совершенно обезоружила.

– Ваш отличающийся скверным складом ум чрезвычайно настойчив. – Джон попытался улыбнуться.

Элисон мгновение помолчала, а затем спокойно спросила:

– Хотите дать мне шанс понять, в чем ваш интерес, Джонни?

Джон уперся взглядом в собственные, крепко сцепленные руки. Красивые, как заметила вчера вечером эта девица Стюарт. Почти наверняка она тоже догадалась, кто он такой. «Я вас в глаза не видела, что бы вы там ни натворили». Почему она так сказала?

Испытывая странное жжение в горле, он поднял глаза на Элисон. Вспомнил: такое же ощущение он испытывал в детстве, если почему-то старался сдержать слезы. Его так и подмывало рассказать этой женщине все до последнего. Ведь после смерти отца он ни с кем не делился своей историей. Обсуждать трагедию с матерью значило бы причинить ей еще большую боль. За двенадцать лет он ни с кем не поделился, какое горькое чувство утраты испытал, когда Уоррен покончил с собой. По большому счету отца у него никогда и не было. Сначала война, а затем преследования Муна, превратившие Уоррена Макайвера в отчаявшегося, сломленного чужака. Не было человека, кому Джон мог бы пожаловаться на собственные неудачи. Кто мог бы поддержать, когда он чувствовал, что его собственные моральные нормы трещат по швам. Никто не слышал, как он, просыпаясь от тревожного сна, выкрикивал страшные угрозы и обещал отомстить Муну. В нем все кипело, когда он взглянул в тревожные голубые глаза Элисон Барнуэл.

Джон облизал губы.

– Я явился сюда его убить. – Его прорвало, и он выложил свою мрачную историю до последней точки – сагу об отце, погубленном ненавистью садиста, о медленном угасании матери, о невыносимой несостоятельности собственной жизни.

Элисон его не прерывала, и ему хотелось верить, что выражение ее лица – это сочувствие или по крайней мере жалость к нему.

– У меня не дрогнула бы рука. Окажись я с ним рядом на станции подземки, толкнул бы его под поезд и почти бы не почувствовал угрызений совести. Не дошел до такого состояния, чтобы начать на него охоту, но если бы представился шанс, я бы им воспользовался. И вдруг пять недель назад получил письмо.

– Письмо? – насторожилась Элисон.

– У меня в номере точная копия того, что нашли в сумочке Прим, только адресовано мне.

– Джонни!

– Деньги лежали на счету в трастовой компании «Уолтхэм». Я оставил их там. И все время уговаривал себя, что как цивилизованный гражданин не стану убивать другого человека, даже если ненавижу его. Но постоянно помнил, что деньги там. Наконец пошел и взял их. Купил кое-какую одежду и связался с Тони Вейлом в Лондоне – попросил написать Шамбрену рекомендательное письмо. Думал… сам не знаю о чем. Стал прикидывать, что к чему. Купил пистолет. Все вроде бы складывалось как надо, и на принятие решения оставалась еще неделя, но тут, как гром среди ясного неба, совершила самоубийство эта девушка Прим. За всем этим стоит некий окончательно свихнувшийся тип, решивший, что не позволит Муну пережить его грядущее в субботу семидесятипятилетие. Хотел заставить Прим сделать за него работу. Думает, что я это сделаю для него. И не исключено, что в его обойме есть еще другие пули. Этот человек знает обо мне все и явно был в курсе жизненных обстоятельств Прим. И если он настолько сбрендил, что заварил эту кашу, то его свихнувшегося ума вполне хватит, чтобы выполнить то, о чем угрожает в письме. Мне он пообещал, что я не переживу воскресенья, если возьму деньги и не выполню его условий.