Читать книгу "Gaudeamus igitur - Лариса Телятникова"

Эту пару следовало запомнить и двигаться дальше — рассматривая их, я поняла, что они сыграют в грядущем сне какую-то немаловажную роль, но роль эта все же не будет главной. Друзья они или враги? Адепт мне не понравился, но это, скорее всего, было не более чем предубеждение, не имеющее под собой никакой реальной основы. Ладно. Двигаемся дальше.

Я сделала шаг вперед и остановилась, привлеченная тихими, удивительно гармоничными звуками. В дальнем углу зала кто-то взял мягкий аккорд на лютне; он почти растаял в шуме и смехе, когда послышался второй, более резкий, и дальше музыка потекла одним потоком. Я не люблю красивых сравнений, но больше всего мелодия напомнила мне лесной ручей — очень чистый, прозрачный и искренний, не поймешь, то ли веселый, то ли грустный. Немного послушав, я решительно развернулась и пошла искать музыканта.

Менестрель — а точнее, Трубадур, иного слова к нему просто не подбиралось — сидел на полу, задумчиво перебирая струны лютни. Лютня была эльфийская, и я еще ни разу не слышала о том, чтобы человек мог управляться с ней настолько свободно. Эльф бы мог, но Трубадур меньше всего походил на эльфа. Человеком он был, человеком, и это, как с той вампиршей, воспринималось сразу же. Он даже не глядел на струны — еще бы, ему явно было не до того. Трубадур смотрел вверх, на ту, у ног которой он сидел.

И право слово, его можно было понять. Я видела эльфиек и не раз поражалась их несказанной, невероятной для смертного красоте… но это было другое. Это было совсем другое. Это была не просто эльфийка, а принцесса — Принцесса из сказки, прекрасная настолько, что аж захватывало дух. Тонкие, немыслимо прекрасные черты, густые золотистые волосы, ниспадающие до середины бедер… мрыс эт веллер, это слова, всего лишь слова, и мне недостанет их, чтобы описать всю красоту этой эльфийки. Я же не Ларисса-Чайка в конце-то концов.

И она выглядела еще красивее оттого, что Трубадур смотрел на нее. Принцесса сияла так, как может сиять только женщина, которая любит и любима, как женщина, которая счастлива. Я впервые увидела, как, должно быть, выглядят в реальности финалы всех тех книжек, которыми так зачитывалась Полин. Истинная Большая Любовь; мне даже сделалось немного завидно, потому что никто и никогда не смотрел на меня, как смотрел на свою Принцессу Трубадур.

«Ладно, мрыс с ними», — подумала я, усилием воли изгоняя все завистливые мысли. Может, и мне когда так повезет.

Я огляделась, пытаясь наконец понять, чего же я тут забыла. Ну же, мрыс дерр гаст, раньше я ведь это соображала! Музыкант, по сути дела, был мне не нужен; в предстоящем спектакле ему отводилась роль не сложнее «Кушать подано». Хм… так где же, мрыс дерр гаст, прячется местная прима? Или прим, тут уж как получится…

Если кто-то чего-то ищет, он всегда это что-то найдет. Второй закон магии; а законы на то и законы, что выполняются всегда и без исключений. Ну почти без исключений; впрочем, речь не о них.

И я нашла. Взгляд мой, с полторы минуты пометавшись по залу, наткнулся на адепта, стоящего совсем рядом, у стены. Я подошла чуть ближе; да, это был он, я не ошиблась. Я не могла ошибиться.

На вид этот маг был моим ровесником — ну может быть, плюс-минус год. Было и еще кое-что, что нас объединяло: то же чутье, подсказавшее мне, что предыдущий адепт ни в чем не испытывал нужды, сейчас утверждало — вот этому уж точно ничего не доставалось просто так.

Во-первых, он был одет в форму. Нет, оно, конечно, так и на выпускной вечер можно было прийти и в форме; но «можно» еще не означает «должно», и лично я не могла представить себе никого, кто решился бы на подобный мазохизм. Даже я заранее прикидывала, сколько мне потребуется денег на относительно приличный прикид к следующим праздникам: Рихтер — это, конечно, хорошо, но непредсказуемо и небезотказно. Ну сверкать бриллиантами, как Полин, у меня точно не выйдет, так я вроде к этому и не стремлюсь. А уж адепт-старшекурсник тем более мог заработать себе на приличную одежду. Мало ли магических услуг требуется горожанам? Приучить свою кошку приносить котят строго определенного окраса или, скажем, выучить собственных тараканов вкупе со всеми их родственниками, друзьями и знакомыми по нечетным дням демонстративно столоваться у соседа — пусть возвращает, мерзавец, занятые полгода тому назад деньги.

Денюжки, как известно, счет любят. Эту сентенцию банковских гномов давно уже знали везде, даже там, где еще и не начиналась повальная гномизация.

Во-вторых, форменный плащ на нем был не покупной, а школьный, выданный нашим завхозом, скупым, как все гномы, и, опять-таки как все гномы, называвшим это свойство «разумной экономностью». Имея соответствующий опыт, по плащу я запросто установила, что носят его не меньше года, причем очень бережно стирая.

В-третьих, сидела эта форма на нем очень плохо. Будто с чужого плеча; а меж тем я отлично могла различить, что второе рождение у него переживали одни только штаны, явно купленные в той самой лавке, где я приобрела свои всепогодные сапоги, знаменитые на всю Академию. Плащ был его собственный (в смысле никем до него не ношенный), и куртка тоже; но это ничего не меняло — маг все едино выглядел так, словно одевался исключительно в обноски. Я готова была поклясться, что на штанах у него сбоку, чуть выше колена, есть, ну или была, изрядная дырка. У меня, к примеру, такая точно имеется — как и у всех, кто отвечает у доски в Эгмонтовом кабинете. Есть там один такой гвоздик… кто только его не выдирал — и что из того? Уже на следующем занятии он на место возвращается…

Другое дело, что штаны не у всех имеются в единственном экземпляре.

Однако не только одежда отличала этого адепта от предыдущего. В том чувствовалась уверенность, непробиваемая вера в себя; этот же стоял так, будто ждал, что его вот-вот отсюда сгонят. Дело было даже не в выражении лица; весь его вид, сама его манера стоять, заметно ссутулив плечи, говорила о том, что больше всего ему хочется не обращать на себя ничьего внимания. И это при том, что я, считав его ауру, убедилась, что силой магии он ничуть не уступает своему предшественнику. Может быть, даже превосходит.

Зуб даю, что стража у городских ворот трижды проверяет его входную грамоту. Такие вот физиономии наверняка рисуют в учебниках для начинающих стражников, подписывая под каждой рожицей: «Нарушитель начинающий, совестью обремененный». Учитывая, что трижды проверяли и у меня, рядом с теми рисунками есть еще несколько, объединенных общим девизом: «Ведьма рыжая, зело наглая, за проход не платит (вообще ни при каких обстоятельствах)».

В принципе я вполне могла понять его неуверенность. Сложно радоваться празднику, когда все, кроме тебя, демонстрируют деньги и удачу. Я неплохо помнила Новый год — а вместе с ним и то, что тогда чувствовала. Другое дело, что я знала: не только здесь и сейчас, но и в любом другом месте он все равно стал бы ощущать себя худшим. Недостойным. Неуместным.

Я сама порой испытывала нечто подобное. Но за моими плечами стояли годы, проведенные на трактах, — а там, если ты не любишь себя сам, значит, любить тебя некому. Полное самообслуживание, как в гномьих трактирах.