Читать книгу "Кровавый гимн - Энн Райс"

Я услышал, как вскрикнула Мона, почувствовал, как вокруг меня всколыхнулся сырой воздух. Квинн шепотом каялся в том, что убил ее, и клятвенно обещал подарить жизнь ее песням.

Я не заметил никаких перемен в агонизирующем призраке Пэтси, разве что она немного приподняла правую руку. Губы ее дрогнули, она произнесла обрывок какого-то слова. Я его не расслышал. Мы склонились друг к другу…

«… Люби меня, люби по-настоящему, без оглядки, люби Пэтси!..»

Я шагнул через зловещую пустоту – это было равносильно переходу в другой мир – и поцеловал ее влажные, пахнущие болотной тиной губы. Невероятной силы поток энергии поднялся из самых моих глубин и ворвался в нее. Он понес Пэтси далеко-далеко, вверх, прочь от земли, ее силуэт поблек, засветился ярким светом и начал рассеиваться…

– К Свету, Пэтси! – завопила Мона.

Ветер подхватил и унес прочь ее крик.

Девочка-подросток с фермы бренчит на гитаре, энергично бьет по струнам: Gloria! Она притопывает в такт музыке, слышатся восторженные крики толпы, и вдруг – обжигающая вспышка: ангелы, бесчисленные невидимые монстры, крылья… Нет, я не видел это, да, видел! Gloria! Я цепляюсь за траву, пытаюсь проникнуть в глубь земли… Дядя Джулиен улыбается, манит меня рукой. Gloria! «Это самая рискованная игра. Ты не святой Хуан Диего, ты знаешь об этом». Нет-нет, я не пойду с тобой! Пэтси, ее розовая кожа, руки воздеты к небу, слепящий свет… Она поет: «Gloria in Excelsis Deo!»[21]

Темно. Все кончено. Я оторвался от нее. Остался в этом мире. Я чувствую траву у себя под ногами.

Я шепчу: «Laudamus te. Benedicimus te. Adoramus te. In Gloria Dei Patris!»[22]

Открыв глаза, я обнаружил, что лежу на земле. Мона прижимала к груди мою голову, рядом на коленях стоял Квинн.

Глава 23

Порой мне хочется, чтобы меня воспринимали как супергероя.

Не обращая никакого внимания на Квинна и Мону (особенно на Мону), я вернулся в дом, прошел на кухню и сообщил Жасмин о том, что душа Пэтси, можно не сомневаться, покинула Землю, что я выдохся, что мне необходимо выспаться на кровати тетушки Куин и мне безразлично, как на это посмотрят другие.

Взволнованный Жером выскочил из-за своего детского столика и закричал:

– Значит, я ее никогда не увижу! Мама, я ее никогда не увижу!

– Я все тебе растолкую, сядь на место!

Жасмин, не задавая лишних вопросов, с уверенностью истинной домоправительницы провела меня через холл и впустила в святая святых. Она бормотала что-то о том, что два часа назад Мона перерыла все шкафы в спальне, но сейчас там полный порядок. Я театрально рухнул на кровать и растянулся на розовом атласном покрывале под розовым балдахином. Закрыл глаза и позволил Жасмин стянуть с меня перепачканные грязью сапоги, потому что это доставляло ей удовольствие, и закрыть полог над кроватью.

И сразу услышал тихий голос Квинна:

– Лестат, позволь, мы с Моной побудем рядом с тобой. Мы так благодарны за то, что ты сделал.

– Убирайтесь с глаз долой, – сказал я. – Жасмин, пожалуйста, зажги весь свет и выпроводи их из комнаты. Пэтси ушла, я выбился из сил! Я видел крылья ангелов. Могу я теперь немного поспать?

– Уходите отсюда, Тарквиний Блэквуд и Мона Мэйфейр! – приказала Жасмин. – Благодарение Господу, Пэтси ушла! Я чувствую это. Бедное дитя, она просто заблудилась, а теперь нашла дорогу и отправилась на Небеса. Я отнесу эти сапоги Аллену. Аллен у нас мастер по обуви. Он вычистит эти сапоги. А теперь вы, двое, уходите. Вы слышали, что вам сказали? Он выбился из сил. Оставьте его в покое. Лестат, я принесу тебе одеяло.

Аминь.

Я задремал.

Джулиен горячо зашептал мне на ухо по-французски:

– Я буду преследовать тебя, куда бы ты ни пошел, к чему бы ты ни стремился, я буду рядом, пока безумие не уничтожит тебя! Суета сует, все в мире суета. Все дела твои тщетны, тобой движут гордыня и жажда славы! Ты думаешь, ангелы не знают, что ты делаешь и ради кого?

– О, да! – прошептал я. – Злобный призрак, ты ведь думал, что поймал меня между двух миров? Не там ли ты обитаешь и наблюдаешь за тем, как души пролетают мимо тебя? Разве ты что-то сделал для Пэтси? А ведь она, да и Квинн – твои отпрыски. А Мона? Ты же совокуплялся в этом самом доме с предком Пэтси – или я ошибаюсь? Ты не признаешь своих отпрысков, если они тебе не по вкусу, ты безжалостный астральный попрошайка…

Приятная человеческая усталость унесла мое сознание далеко от звенящей наковальни между двух миров, подальше от небесных потоков. Adieu, моя бедная обреченная на страдания Пэтси. Да, я сделал это, поцеловав ее, сделал, шагнув к ней навстречу. И она улетела. Разве это плохо? Разве я поступил плохо? Кто-нибудь скажет, что плохо? Эй, Хуанито, я совершил хороший поступок? Изгнание Гоблина – хороший поступок? Я погрузился в безмятежный сон. Ярко освещенная комната охраняла мой покой.

Что хорошего я мог сделать для Моны и Квинна?

Через два часа меня разбудил бой часов. Я не знал, в какой части дома они находятся и как выглядят, да меня это и не волновало. В спальне тетушки Куин было спокойно, словно хозяйка поделилась с этой комнатой чистотой и щедростью своей души.

Ко мне вернулись силы. Порочные мелкие клетки моего тела сделали свое грязное дело. Если меня и посещали во сне кошмары, я их не помнил.

Лестат снова стал Лестатом. Но кому это было интересно? Вам интересно?

Я сел.

Джулиен расположился возле небольшого круглого столика между кроватью и дверью в гардеробную. За этим столом обычно ела тетушка Куин. Джулиен был в своем щегольском смокинге. Он курил тонкую черную сигарету. Стелла в прелестном белом платьице сидела на диване. Она играла с одной из тряпичных будуарных куколок тетушки Куин.

– Bonjour, Лестат, – сказала Стелла. – Наконец-то проснулся мой прекрасный Эндимион.

– Все, что ты делаешь, – по-французски сказал Джулиен, – ты делаешь ради себя. Ты хочешь, чтобы эти смертные любили тебя. Хочешь купаться в их слепом обожании. Твоя жажда быть любимым сравнима с твоей жаждой крови. Тебе надоело убивать?

– Твой вопрос лишен смысла. Будучи мертвым, ты должен знать, что к чему, – ответил ему я. – У мертвых всегда есть преимущество перед другими. А у тебя нет ни одного. Ты болтаешься в коридорах потустороннего мира. Я знаю тебе цену.

Джулиен криво улыбнулся.