Читать книгу "Женщины, которые любили Есенина - Борис Грибанов"

Глава XIV
ГАЛЯ БЕНИСЛАВСКАЯ

Для Гали Бениславской ее звездный час пробил, когда Есенин порвал с Айседорой Дункан и ушел из особняка на Пречистенке.

Разрыв оказался делом не простым, а весьма сложным и затяжным. В драматическом финале, в которым завершилась их связь, переплелись элементы подлинной трагедии и фарса.

Анатолий Мариенгоф в «Романе без вранья» не без иронии изобразил довольно характерную жанровую сценку.

Есенин в первые дни после возвращения из-за границы сплошь и рядом прибегал в Богословский переулок с маленьким сверточком в руках.

— Окончательно! — выпаливал он. — Так ей и сказал: Изадора, адью.

В сверточке Есенин приносил свое имущество: две-три рубашки, пару кальсон, носки.

Мариенгоф и Никритина улыбались.

Есенин выглядел решительным и твердым, разговаривал железным голосом.

Однако часа через два после прихода Сергея с Пречистенки прибывал швейцар с письмом. Есенин писал лаконичный и непреклонный ответ. Еще через час в Богословском переулке появлялся секретарь Дункан Илья Ильич Шнейдер. А к вечеру приезжала и сама Дункан.

У нее, как вспоминал Мариенгоф, были по-детски припухшие губки и на голубых фаянсовых блюдечках глаз сверкали соленые капельки слез.

Она опускалась на пол около стула, на котором сидел Есенин, обнимала его ногу и, рассыпав по его коленям красную медь своих волос, взывала:

— Ангел!

Есенин грубо отталкивал ее ботинком.

— Пошла ты к…— и хлестал отборной бранью.

Тогда она улыбалась еще нежнее и еще нежнее произносила:

— Сергей Александрович, «лублю» тебя.

Кончалось все одним и тем же — собирался сверточек с движимым имуществом Есенина.

Настал день, когда этот больной и мучительный нарыв лопнул — Есенин окончательно ушел от Дункан. Мариенгофу он объявил:

— А с Изадорой — адью.

— «Давай мое белье»?

— Нет, адью безвозвратно… я русский… а она… не могу… знаешь, когда границу переехал — плакал… землю целовал… как рязанская баба…

Надо было решать квартирный вопрос. В Богословском переулке его всегда рады были приютить, но деликатный Есенин остро ощущал, что он там лишний, что он стесняет хозяев — Никритина родила сына, у них стало тесно.

К тому же к этому времени относится и разрыв с Мариенгофом. Поводом для ссоры послужило какое-то недоразумение с финансовыми расчетами по «Стойлу Пегаса» и книжной лавке на Большой Никитской.

На какое-то время Есенин нашел приют у Ивана Старцева в Оружейном переулке, устроив из квартиры что-то вроде ночлежки — днем он где-то пропадал. Так долго продолжаться не могло.

И вот тут-то Есенин вспомнил о Гале Бениславской.

Подруга Бениславской Анна Назарова вспоминала:

«Есенин страшно мучился, не имея постоянного пристанища. На Богословском — комната нужна была Мариенгофу и Колобову. На Никитской[10] — в одной комнатушке жили я и Галя. Он то ночевал у нас, то на Богословском, то где-нибудь еще, как бездомная собака, скитаясь и не имея возможности ни спокойно работать, ни спокойно жить. Его сестра тоже ютилась где-то в Замоскворечье. Из деревни должна была приехать вторая сестра».

Положение у Есенина было безвыходное, и в конце сентября 1923 года он окончательно переехал в квартирку Гали Бениславской в доме «Правды» в Брюсовском переулке. Более того, он сообщает всем, что она его супруга, конечно, только де-факто, так как их брак не был никак оформлен. В письме Мариенгофу в сентябре 1923 года он объявляет: «Галя моя жена».

Ему нужна была именно такая жена-рабыня, какую он нашел в Гале Бениславской. Конечно, в силу своего характера он не мог ни в малейшей мере соответствовать любви Гали. В отношениях с ней, как, впрочем, и с многими другими, он оставался эгоистом, был невнимателен, пренебрегал ею. Это видно из записок, которые он ей посылал:

«Галя, милая! Простите за все неуклюжество. С. Есенин».

«Галя, милая! Заходил. К сожалению, не мог ждать. За вчерашнее обещание извиняюсь: дулся в карты, домой пришел утром. В общем, скучно… Приду завтра».

«Галя, милая! Простите, что обманул. Дня я еще не видел, какой он есть. Думаю, что не смогу поехать с Вами. Немного разбит настроением физически. Есенин».

А Галя Бениславская со всей присущей ей энергией впряглась в колесницу есенинских дел. А сводились эти дела к двум вопросам — публикации стихов Есенина и выколачиванию гонораров за них.

Хлопот с этими делами было хоть отбавляй. Есенин при всей своей крестьянской закваске был по части денег человеком до предела безалаберным. Он не привык считать деньги, как только они у него заводились, он поил и кормил целые компании своих собутыльников. А с деньгами было туговато.

Галя Бениславская вспоминала: «В делах денежных после возвращения из-за границы он очень запутался… Иногда казалось, что и не выпутаться из этой сети долгов. Приехал больной, издерганный. Ему бы отдохнуть и лечиться, а деньги только из «Стойла»… По редакциям ходить устраивать свои дела, как это писательские середняки делают, в то время он не мог, да и вообще не его это дело было».

Конечно, Галя Бениславская в своих воспоминаниях несколько преувеличивает денежные затруднения Есенина, подчеркивая тем самым свою роль в поддержании материального благополучия поэта. Но ее заслуги и без того были немалыми, так как трудности, конечно, не были надуманными, и Бениславская проявляла себя цепкой хранительницей его интересов. В своих воспоминаниях она приводит некоторые примеры своей деятельности на этом неблагодарном поприще.

Есенин продал Госиздату собрание своих сочинений и готов уже был согласиться на шесть тысяч рублей вместо обещанных десяти, если бы не вмешалась Бениславская. Такая же история была с «Анной Снегиной». Бениславская договорилась с частным издателем Берлиным, и тот заверил ее, что выплатит Есенину тысячу рублей. Но когда Берлин пришел на квартиру Бениславской, он стал предлагать Есенину всего шестьсот рублей, и тот, «робко, неуверенно и смущенно» готов был поддаться на уговоры. Пришлось Бениславской вмешаться и выколотить из издателя обещанную тысячу целковых.

А Есенин, проводив Берлина, стал благодарить Галю.

— Спасибо, вам, Галя! Вы всегда выручаете! А я бы не сумел и, конечно, отдал бы ему за шестьсот. Вы сами видите — не гожусь я, не умею говорить. А вы думаете, не обманывали меня? Вот именно, когда нельзя, я растеряюсь. Мне это очень трудно, особенно сейчас. Я не могу думать об этом. Поэтому и взваливаю все на вас, а теперь Катя подросла, пусть она занимается этим! Я буду писать, а вы с Катей разговаривать с редакциями и издателями.

Уехав на Кавказ, Есенин заваливает Бениславскую поручениями — отнести стихи в ту или иную редакцию, проследить, как будет напечатано. Их переписка целиком состоит из заданий, которыми Есенин забрасывает Бениславскую, и ее отчетов о проделанной ею работе.