Читать книгу "Полый человек - Дэн Симмонс"

– Но если это сон, почему все кажется таким реальным? – спрашивает она.

Джереми гладит ее по щеке.

– Это не просто сон, Гейл. Послушай. Ты была в моем сознании, но не только как воспоминание. Ты была там. В ту ночь, когда ты… Когда я поехал в Барнегат-Лайт… Когда твое тело умерло… ты присоединилась ко мне, перепрыгнула в мое сознание, как в спасательную шлюпку.

Нет, как…

– Подумай, Гейл. Все дело в наших способностях. Полный телепатический контакт. Та сложная голограмма, твоя личность, не обязательно должна была исчезнуть… Ты просто перескочила в единственный подходящий интерферометр во Вселенной… в мой разум. Только мое эго – подсознание, суперэго или как там его, черт побери, называют – позволяет нам сохранять рассудок и отгораживаться от волны наших чувств, не говоря уже о волнах, исходящих из сознания других людей. Та часть продолжает убеждать меня, что мои ощущения – это лишь воспоминание о тебе.

Они молчат, вспоминая. Большая река двух сердец, как говорила Гейл. Джереми видит, что она вспоминает то время, которое он провел в рыбацкой хижине во Флориде.

– Ты была фрагментом моего воображения, – говорит он вслух. – Но только в том смысле, в каком наша личность является фрагментом собственного воображения. Волны вероятности разбиваются о берег чистого пространства-времени. Кривые Шредингера, их графики говорят на языке более понятном, чем речь. Неопределенные аттракторы Колмогорова закручиваются вокруг островов резонанса квазипериодического рассудка среди пенящихся слоев хаоса.

– Думай нормальным языком, – шепчет Гейл и щиплет мужа за бок.

Джереми вздрагивает от неожиданности, улыбается и удерживает кошку, которая собирается спрыгнуть на землю.

– Я имею в виду, – тихо говорит он, – что мы оба были мертвы, пока слепой, глухой, умственно отсталый ребенок не выдернул нас из одного мира и не предложил взамен другой.

Гейл слегка хмурится. Свечи догорели, но ее белое платье и бледная кожа хорошо видны в свете луны и звезд.

– Ты хочешь сказать, что мы в сознании Робби, и это так же реально, как реальный мир? – спрашивает она и снова хмурится.

Джереми качает головой:

– Не совсем. Когда я прорвался к Робби, то попал в замкнутую систему. У бедняги почти не было данных для построения модели реального мира. Насколько мне известно от медсестер, в прошлом он знал только прикосновения, запахи и чертовски много боли… и поэтому, вероятно, не слишком опирался на чувства, поступающие из внешнего мира, когда рисовал свою внутреннюю Вселенную.

Джернисавьен спрыгнула с колен Гейл и потрусила куда-то в темноту, словно ее ждали неотложные дела. Знакомые с повадками кошек Бремены решили, что так оно и есть. Джереми тоже не мог сидеть на месте. Он встал и принялся расхаживать взад-вперед в темноте, стараясь не удаляться от Гейл, чтобы в любую секунду можно было протянуть руку и коснуться ее.

Моя ошибка, – продолжал он, – заключалась в том, что я не понимал… Нет, в том, что я не задумывался, какой силой может обладать Робби в своем мире. В этом мире. Когда я прорвался к нему… собираясь просто поделиться несколькими образами и звуками… он затянул меня к себе, малыш. А вместе со мной и тебя.

Поднявшийся ветер шевелит листья деревьев в саду. Их шелест похож на печальный вздох уходящего лета.

– Хорошо, – говорит Гейл, нарушая молчание. – Мы оба существуем в сознании ребенка в виде пары твоих волновых голограмм личности. – Она с силой опускает ладонь на стол. – И это кажется реальным. Но откуда здесь дом? И гараж? И… – Она растерянно машет рукой, указывая на окружающую их ночь, на звезды у них над головами.

Думаю, Робби понравилось то, что он увидел в нашем сознании, малыш. И он предпочел нашу загрязненную сельскую местность в старой доброй Пенсильвании тому ландшафту, который создал для себя за годы одиночества.

Гейл медленно кивает.

– Но ведь это не настоящая Пенсильвания, да? То есть утром мы не можем поехать в Филадельфию, правда? И Чак Гилпен не познакомит меня со своей новой подружкой, так?

Не знаю, малыш. Вряд ли. Думаю, тут имело место некое разумное редактирование. Мы «реальны», потому что наша голографическая структура не повреждена, но все остальное – артефакт, допускаемый Робби.

Гейл снова проводит ладонями по плечам.

Артефакт, допускаемый Робби. Ты говоришь о нем как о Боге, Джереми.

Бремен прочищает горло и смотрит на небо. Звезды на месте.

– Понимаешь, – шепчет он, – в каком-то смысле он сейчас Бог. По крайней мере, для нас.

Мысли Гейл разбегаются, как полевые мыши, на которых теперь, наверное, охотится Джернисавьен.

– Хорошо, он Бог, а я жива, и мы оба здесь… Но что мы теперь будем делать, Джереми?

Пойдем спать. – Муж берет ее за руку и ведет в дом.

Те глаза, что не смеют сниться

Джереми снится, что он качается взад-вперед во тьме, такой глубокой, что сон не способен ее передать. Ему снится, что он спит, прижавшись щекой к заплесневелому одеялу, что грубая шерсть царапает кожу, что его бьют невидимые руки. Ему снится, что он лежит в яме с человеческим дерьмом, избитый и изломанный, и дождь капает на его обращенное вверх лицо. Ему снится, что он тонет.

Во сне Бремен с растущим любопытством наблюдает, как двое занимаются любовью на золотистом склоне холма. А потом он плывет сквозь белую комнату, где люди лишены формы, и от них остались только голоса, и где эти голоса-тела вибрируют в такт биениям невидимого механизма.

Он плывет и ощущает на себе мощь безжалостных планетарных сил, управляющих приливной волной. Он может сопротивляться гибельному приливу, только если тратит на это все силы, но чувствует, что начинает уставать, что волна тащит его на глубину. И когда волны смыкаются над ним, из него вырывается последний, отчаянный вопль.

Он выкрикивает свое имя.

* * *

Джереми просыпается от крика, эхо которого все еще звучит у него в голове. Подробности сна рассыпаются и уплывают прочь, прежде чем Бремен успевает их запомнить. Он быстро садится на постели. Гейл нет.

Уже у двери спальни Джереми слышит ее голос, доносящийся со двора, и возвращается к окну.

На ней синий халат, и она машет ему обеими руками. Когда он спускается, Гейл уже побросала вещи в старую плетеную корзину и кипятит воду для чая со льдом.

– Иди сюда, соня, – улыбается она. – Я приготовила тебе сюрприз.

– Не уверен, что нам нужны еще сюрпризы, – бормочет Джереми. Джернисавьен вернулась и путается у них под ногами. Время от времени она трется о ножку стула, как бы высказывая свое расположение к нему.

– Этот нужен, – отвечает Гейл и идет наверх. Напевая, она роется в шкафу.