Читать книгу "Гербарий из преступлений - Лариса Соболева"

– О чем речь, отец, – развел руками Щукин. Отчего ж не уважить старика?

– Сам гоню, а потом настаиваю на травках и на дубовой коре. Коньяк по сравнению с моим напитком – тьфу!

Вадик тихонько посмеивался, опустив голову и лукаво поглядывая на шефа. Надо же, дед запросто докладывает работникам правопорядка, что гонит самогон.

Женщины принесли небольшой столик, быстро наставили на стол различных закусок, поставили литровую бутылку коричневой жидкости, от чего Щукин, не слишком большой любитель выпить, слегка поежился: литр – это ого! Но первая рюмка была приятной на вкус, а старик, выпив сто граммов и закусив соленым помидором, неторопливо начал:

– Где, говоришь, познакомились? В детдоме. Славные были пацаны, хотя Никита с норовом. Да без норова в детдоме не прожить было, там первую закалку мы и получили. Денис помладше нас был, а мы с Никитой ровесники, в другой группе числились. Но все время вчетвером промышляли.

– Чем промышляли? – заинтересовался Вадик.

– А пожрать добывали. Кормили плохо, кишки постоянно бунтовали, жрать требовали, а где взять?..

27

– Всем спать! – рявкнула воспитательница, заглянув в палату мальчиков, где размещалось двадцать коек.

Воспитательница по кличке Ворона – слова из ее рта вылетали, как воронье карканье, – резкие, громкие, с удвоенными согласными, – застыла на некоторое время в дверном проеме, вслушиваясь в царство мирного сна. Такого ли уж мирного? До этого Ворона слышала невообразимый шум, а когда ворвалась в палату, не могла не заметить тьму пушинок, круживших в воздухе, словно здесь погулял ураган. Но ни одного маленького негодяя, нарушающего режим в детском доме, не удалось застукать.

Мальчики одиннадцати-двенадцати лет просто умерли под одеялами, смежив веки, шумно посапывали, давая понять, что спят уже давно. Кое-кто сквозь ресницы наблюдал, как белая блузка неспешно проплыла по комнате вдоль двух рядов скрипучих коек, доплыла до окна. Пауза. Тишина. Голос Вороны:

– Огарев! Если еще раз услышу шум, ты пойдешь спать в карцер. – Никита громко сопел, мол, не слышу, сплю крепко-крепко. – И Лопаткин туда же отправится.

– За что? – захныкал Кузьма.

– За компанию! – рявкнула снова воспитательница, затем прошлась так же медленно к открытой настежь двери, из коридора в темноту врезался электрический свет. – А чтоб веселей было, младшего Огарева к вам в карцер поселю. Все ясно?

Сопение. Перья перестали фланировать в воздухе, опустились на тонкие одеяла и на пол, попали на лица, но никто не смахнул щекочущие перышки, пока не ушла воспитательница. Никита сел на кровати и процедил сквозь зубы:

– Ну, Филька, я тебе устрою! Из-за тебя мне влетело.

– Я, что ли, подушками начал кидаться? – с обидой пробубнил из-под одеяла Филька. – Ты и Кузька начали.

– А ты не кидался? – сел на кровати и Кузьма, погрозив все тому же Фильке кулаком. – Вот я тебе врежу так врежу! Только попробуй настучи на нас завтра!

– Спать! – каркнула воспитательница, внезапно появившись и, как коршун, раскинув руки, которыми держалась за дверной проем. – Я сказала: спать!!! Еще один звук, все будете стоять ночь! До утра!

Ночь стоять никому не хотелось, посему больше ни звука не проронили, да и заснули быстро, намаявшись за целый день. Только Никита не спал. Выскользнул из кровати, подбежал к Кузьме и затормошил друга.

– А? – сонно пробормотал тот.

– Тс-с-с! – приложил палец к губам Никита. – Пошли!

В умывальне уже ждала конопатая и длинноногая Нюрка, возрастом чуть старше, всего-то на год. Байковое платьице сидело на ней нелепо, отрезная линия талии платья располагалась под грудью, отчего у Нюрки, казалось, пропорции нарушались: голова, плечи, грудь и сразу ноги. Ноги тонкие, с синенькими жилками, без каких-либо округлостей, просто ровные, а на каждой по огромному ботинку – на два, а то и на три размера больше. Так что и ноги Нюрки выглядели нелепо – карандашами, вставленными в стаканы.

Едва появились мальчики, она напустилась на них:

– Чего так долго? Я уж думала, не придете.

– Ворона караулила, – оправдался Никита.

Он лихо запрыгнул на подоконник, достал чинарик, чиркнул спичкой и закурил. Кузьма ждал своей очереди покурить. Окурок нашел на улице Никита, ему первому положено, но он всегда даст затянуться дымком, он хороший друг, не жадина. И точно, Никита три раза затянулся, выпустил струей дым (кольцами пока у него не получалось, но он тренировался), протянул Кузьме.

– Ну, как там? Нашла? – спросил он Нюрку.

– А то! – состроила лукавую рожицу девочка. – На окраине дом большущий, днем все на работе, соседи тоже. Кур там видимо-невидимо! Штук двадцать. И утки есть. Только в доме тетка всегда остается. Толстая… Вечером никак нельзя, народу полно – я сегодня проверяла. Днем только. От соседей можно.

– Угу, – важно кивнул Никита, спрыгнув с подоконника. – Завтра пойдем.

– А Ворона и Аист водку пьют, – доложила Нюрка. – А еды у них…

– Поглядим? – предложил Кузьма, загасив окурок, который уже обжигал пальцы.

Троица гуськом выскользнула за дверь. Май сорок первого был теплым, во дворе детского дома цвели каштаны и липы, люди говорили, что и лето будет теплым, раз не успела сирень с акацией отцвести и тут же сразу каштан с липой распустились.

Троица подкралась к окну, чуть поднялась, чтобы только глаза видели. Оттопырив попки назад и опершись руками о коленки, ребята замерли. Ворона с длинным и несуразным воспитателем по кличке Аист сидели у стола. Аист что-то задушевно рассказывал, размахивая вилкой, рожа вместе с шеей у него были красные, глаза блестели. Ворона слушала и жеманно хихикала, мотая коленками из стороны в сторону, словно на месте ей не сиделось. А на столе… картошечка жареная, соленые огурцы, пельмени!

– Колбаса… – нежно произнес Кузьма дребезжащим голосом, сглотнув накатившую слюну, и плотоядно потянул носом. – С жирком…

– Чего ты разнюхался? – сказала шепотом Нюрка. – Через стекло не учуешь.

– Учую, – возразил Кузьма и снова потянул носом. – Я жратву всегда чую за версту. Хоть понюхать маленько…

Взвизгнула Ворона. Сейчас она была совсем не такой, какой ее привыкли видеть ребята, а милой, ветреной. Испугавшись резкого звука, троица присела, затем отползла от греха подальше. Подружка побежала в свою комнату, а мальчишки пошли в свою.

– На что нам Нюрка? – приставал к Никите Кузьма, не любивший девчонок.

– Не понимаешь, так молчи, – осадил друга Никита. – Без женщины в нашем деле нельзя, она у нас отвлекающий маневр, понял?

Кузьма не понял, но переспрашивать не стал. И спорить насчет Нюрки не стал. Он недавно прибыл в детдом, подружился с Никитой и тут же разделил с ним его нелегкую участь. Раньше во всем, что бы ни случилось, виноватым считали Никиту, теперь обоих друзей обвиняли в проделках, даже если не они были зачинщиками.