Читать книгу "Жизнь Ивана Семёнова, второклассника и второгодника (сборник) - Лев Давыдычев"

– Что такое? – спросила Ксения Андреевна.

– Не знаю, – сказал Владик, хотя и знал, в чем тут дело, но обещал до поры до времени ничего не рассказывать маме.

А я вам сразу объясню.

Незнакомые люди протянули через двор огромное полотнище.

На нем было написано:

СЕГОДНЯ ЦИРК ШАПИТО ДАЕТ В ЭТОМ ДВОРЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ В ДВУХ ОТДЕЛЕНИЯХ ДЛЯ КСЕНИИ АНДРЕЕВНЫ КРАСНОВОЙ

Начало в 17 часов. Приглашаются все!

Придумал это, как вы уже догадались, Григорий Васильевич. Он рассказал своим друзьям-артистам о Ксении Андреевне, и они согласились участвовать в представлении.

Сами понимаете, что народу собралось видимо-невидимо.

Сидели даже на крышах.

Заполнили все балконы.

И дело не в том, что представление было бесплатным. Дело в том, что оно было необычным.

Конечно, не все номера удалось показать. Например, никак нельзя было привезти львов. Но все остальное – почти как в настоящем цирке, а может, еще и интереснее.

Вместо звонка – колокол.

Бом!

Бом!

Бом!

Оркестр заиграл марш.

Вышел ведущий и сказал:

– Сегодня мы выступаем в необычной обстановке. Необычен сегодня и повод для нашего выступления. Представление мы посвящаем Ксении Андреевне Красновой, которую многие из вас, вероятно, знают. Из-за болезни она не смогла прийти к нам в цирк. Мы пришли к ней!

Тут вышли все участники программы и хором сказали:

– Салют, Ксения Андреевна!

– Ура! – закричали все зрители.

Ксения Андреевна сидела в кресле, которое вынесли на балкон.

– Итак, – сказал ведущий, – первым номером нашей программы…

И началось представление.

Почти каждый номер приходилось повторять – так здорово аплодировали зрители.

А после представления устроили танцы. А мальчишек и девчонок катали на Аризоне. Весело было! Всегда бы так!

И вот – последний номер нашей программы!

Вечерами, когда Эдуард Иванович был в цирке, ребята собирались у Лёлишны. Они играли в лото и домино, в «морской бой», а больше – спорили.

То есть не спорили, а ругали Лёлишну.

– Обзываться нельзя! – негодовал Виктор. – А то бы я тебя обозвал знаешь как?

– От такого дела отказываться, – вторил Владик. – Да если бы меня он взял! Я бы от радости выше дома подпрыгнул!

– Мне вот дрессировщиком быть нельзя, – мрачно говорил Петька, – я и на арене уснуть могу. Да и самого меня еще несколько лет дрессировать надо.

А дедушка сидел веселый-веселый, изредка произносил:

– Ничего, ничего, все будет в ажуре-абажуре.

Вечером пришел Горшков.

Сначала ребята его даже не узнали: он был в штатском.

Настроение у него было мрачное и чуть-чуть злое.

– Ерундистика получается, – сказал он, молча выпив четыре стакана чаю без сахара. – Сплошное безобразие.

– А что? – спросили ребята и дедушка.

– Феноменальный ужас, – ответил Горшков и залпом выпил пятый стакан чаю без сахара. – Стыдно сказать, но почти каждый вечер в цирк хожу. Добровольно.

– Да ну?! – поразились ребята и де-душка.

– Добровольно, почти каждый вечер, – повторил Горшков. – А вернее, каждый свободный от работы вечер. Тянет меня туда. Понял я, в чем дело. Отдыхать в цирк народ ходит. Сил набираться для завтрашнего трудового дня. Сидит зритель, смотрит на Эдуарда Ивановича и думает: силен, значит, человек! Вон, львов не боится, а я хулигана позавчера испугался. Тоже вроде бы воспитательная работа получается.

– Эх вы! – с укором и сожалением бросил дедушка. – А я разлюбил цирк. Он чуть не разлучил меня с внучкой. Хорошо, что у нее высокая сознательность, а то бы… – Он махнул рукой.

– Поясните обстановку, – попросил Горшков.

И тут ребята заговорили все разом.

Вот что услышал Горшков:

– Эдуард, а она Иванович берет отказывается к себе а мы в ученицы говорим да мне бы соображать ей такое пред надо дожили радовать а она ся что отказывается надо…

– Молчать! – приказал Горшков. – Пусть она сама расскажет.

– Вы представляете… – начала Лё-лишна.

– Да, да, вы представляете – цирк! Горят все огни. Оркестр играет марш, от которого трудно усидеть на месте. На арене клетка из железных прутьев. Выходит ведущий и говорит: «Выступает с группой дрессированных львов единственная в мире девочка-укротительница Лёлишна Охлопкова!»

– А она отказывается, – сказал Владик.

– Понятно, – сказал Горшков. – Тебе бы, Лёлишна, в милиции работать. Там такие люди очень нужны.

– Какие такие? – спросил Петька с завистью, но зевая.

– Такие, – гордо сказал Горшков, – которые как она… Вы уж меня извините, а я в цирк.

После его ухода ребята долго молчали.

– Ничего я не понимаю, – заговорил Петька. – Чего ее все без конца хвалят? Девчонка она, конечно, ничего. Ну, а чего особенного-то?

– Она единственная женщина в семье, – ответил Владик, – и настоящая женщина.

– Особенного, может быть, ничего в ней и нет, – сказал Виктор, – но ей, а не мне, тебе или ему, предложил Эдуард Иванович стать ученицей.

– Я, конечно, понимаю мою отрицательную роль в этой истории, – виновато сказал дедушка. – Но что поделаешь?

– Ничего, – ответила Лёлишна. – Все равно я буду дрессировщицей. Когда-нибудь.

– И никогда не будешь на меня сердиться? – спросил дедушка.

– Никогда, – ответила Лёлишна, – можешь не беспокоиться.

Вот и все, уважаемые читатели. Даже у самых толстых книг бывает КОНЕЦ.

И мы с вами добрались до конца «Лё-лишны».

Мне осталось пожелать вам счастливой жизни, написать последнее слово

КОНЕЦ

И ПОСТАВИТЬ.