Читать книгу "Секретная миссия резидента «Патраса» - Михаил Болтунов"

Хорошо придуманная, добротная легенда, только не для американцев, а для собственного начальства. И то правда, стоит ли строго судить Большакова, коли так сложились обстоятельства? А обстоятельства, как известно, бывают сильнее нас.

И все-таки резидент остался недоволен. Несмотря на его строгие запреты, Георгий Никитич вляпался в эту историю. Руководитель разведаппарата прекрасно понимал: отчет о четырехчасовой встрече Роберта Кеннеди и Георгия Большакова не просто ляжет на стол начальнику ГРУ. Теперь даже начальник Генштаба и министр обороны – лишь промежуточные «станции», а конечный пункт назначения – Президиум ЦК и лично товарищ Хрущев. И никто не возьмется угадать, какова будет реакция Кремля.

Реакция стала известна через неделю. Президиум ЦК поручил Минобороны и МИДу через Большакова выяснить, что имел в виду Роберт Кеннеди, назвав кубинскую проблему «мертвой».

Не забудем: встреча Большакова и Кеннеди состоялась, что называется, по горячим следам самых «горячих событий» – высадки кубинских «контрас» при активной поддержке США на Плайя-Хирон. Прошло всего каких-нибудь три недели, и руководство Советского Союза, разумеется, очень интересовало, не предпримут ли США новую попытку интервенции.

Георгию Никитичу предстояло передать Кеннеди, что если «правительство США отказалось на будущее от агрессивных действий и вмешательства во внутренние дела Кубы, то, безусловно, такое решение только приветствовалось бы Советским Союзом».

Подобное задание Президиума ЦК говорило о том, что Большакову дано добро на продолжение контактов с Кеннеди и даже ставились конкретные задачи.

Больше того, в постановлении указывалось: дать положительный ответ на предложение Кеннеди об установлении канала особой связи с американским руководством. Этот «неофициальный канал» осуществлять через Большакова.

Так кто же был инициатором создания подобного канала? Судя по нашим документам, отчетам Георгия Никитича, справкам вашингтонской резидентуры, – американцы.

А вот близкий друг Большакова Фрэнк Хоулмен впоследствии утверждал, что именно Георгий Никитич предпринял настойчивые шаги для встречи с Кеннеди. Да и сам Роберт Кеннеди заявлял, что его первая встреча с Большаковым состоялась по инициативе советского журналиста и дипломата. Он передал через Хоулмена, что «хотел бы встретится со мной».

Трудно теперь выяснить истину; думается, это было обоюдное желание: с одной стороны, Джон и Роберт Кеннеди, лидеры США той поры, а с другой, – да простят меня МИД, военная разведка и иные мощные госструктуры, – Георгий Большаков. Несмотря на запреты, он первым понял важность подобных контактов и сделал все возможное, чтобы прорваться к Роберту Кеннеди.

Теперь Большаков стал этаким негласным посланником по особым поручениям между Хрущевым и Кеннеди. Забегая вперед, скажу: Георгий Никитич многое сделал для своей страны, однако мало что получил.

Да, командование ГРУ и руководство вашингтонской резидентуры, получив «указивку» из Кремля, приняло ее к сведению.

А Большаков лишь нажил себе врагов. Им были недовольны все. Резидентура – потому что, по сути, потеряла опытного оперативного офицера. Какой от него толк для разведки, если его встречи с Кеннеди получали «официальное» добро на самом верху. Командование ГРУ – потому что считало: не дело офицера военной разведки вести переговоры с первыми лицами государства. Зачем забирать хлеб у МИДа?

Посольство раздражало то, что этот «выскочка Большаков» сел не в свою лодку, оттеснив на второй план дипломатов.

Неспроста Роберт Кеннеди как-то сказал: «Повседневные рутинные вопросы решались через посла М. Меньшикова, а “прочие вещи” – через Большакова». И посольство прекрасно знало, что это за «прочие вещи». Кому же такое понравится?

Самое интересное, что Большаков нажил себе недоброжелателей не только среди своих, но и среди чужих. Государственный департамент США проявил крайнее недовольство тем, что Георгий Никитич вторгся на их территорию. И Большаков сразу почувствовал к себе повышенный интерес со стороны ФБР.

Все это Большаков прекрасно осознавал и чувствовал. Но было нечто более важное, чем зависть, интриги, ревность, как со стороны коллег, сослуживцев, так и со стороны американцев. Теперь на него возлагались задачи поистине государственной важности. И это были не высокие слова. Это были высокие дела.

«Я благодарен тебе, Джорджи…»

Однако, прежде чем перейти к делам, хотелось бы задать вопрос: кто вы, товарищ Большаков?

О детстве и юности Георгия Никитича известно немногое. Родился он в Москве, отец и мать были служащими на железной дороге.

В 1941-м ему исполнилось девятнадцать. Рвался на фронт, но его отправили на курсы военных переводчиков, которые открылись при военном факультете Московского института иностранных языков.

Закончив курсы, ушел на фронт. Сначала на Карельский в качестве полкового переводчика, позже на Северо-Западный, где служил помощником начальника разведки дивизии.

В 1943 году его посылают на курсы усовершенствования офицерского состава, позже в Высшую разведывательную школу Генерального штаба.

После окончания разведшколы его, как одного из самых перспективных молодых офицеров, зачисляют слушателем Военно-дипломатической академии Советской армии.

По выпуску из академии Большаков был зачислен в центральный аппарат ГРУ и вскоре после соответствующей подготовки убыл в командировку в США на должность редактора отделения ТАСС в Нью-Йорке и Вашингтоне.

В 1955 году Георгий Никитич возвратился на Родину и был назначен офицером для особых поручений при министре обороны СССР маршале Г.К. Жукове.

После смещения Жукова с поста министра обороны вновь оказался в аппарате ГРУ.

В 1959 году убыл во вторую командировку в США, теперь уже шеф-редактором журнала Агентства печати «Новости» «Совьет лайф».

Со времени его первого пребывания в Штатах прошло не так уж много времени – четыре года. Его не забыли в Америке. Старые знакомые, журналисты, обозреватели Дж. Рестон, У. Роджерс, Т. Уайт, У. Липпман встретили Джорджи Большакова радушно. Особенно радовался его близкий друг Хоулмен.

Потом Фрэнк как-то скажет, что ему приходилось иметь дело со многими советскими репортерами, но ни один из них не был таким привлекательным, как Джорджи.

Историк Александр Фурсенко, который встречался с самим Большаковым и его американскими друзьями, пишет, что «спустя много лет после знакомства с Большаковым Хоулмен, вспоминая своего друга, говорил, что он “очень сильно отличался” от других советских представителей, с которыми ему приходилось иметь дело. Большаков был весельчаком, любил крепко выпить и хорошо при этом держался. В нем ценили чувство юмора, независимость суждений и критическое отношение к партийному вмешательству в советскую внешнюю политику. Несомненно, в поведении представителя разведслужбы это было запрограммировано. Но после того, как ЦК санкционировало связь Большакова с братом президента, он стал вести себя еще более свободно, раздражая прежнее начальство, которое сохранило над ним власть лишь более или менее символическую».