Читать книгу "Селена, дочь Клеопатры - Франсуаза Шандернагор"

Но не только город, а еще и Царский квартал: придворные распахнули Главные ворота и стали спасаться бегством на телегах, носилках и пешком, направляясь к кварталу золотарей и улочкам коренных жителей, тогда как им навстречу во весь дух неслись офицеры Антония со щитами с царской пометкой «Ц»; они намеревались укрыться в зверинце и садах и бежали вглубь аллей, которые не имели выхода и упирались в крепостные стены и в ограду гробниц. На юге, за библиотекой и павильонами Музеума, со стороны канопской дороги слышалась кавалькада: это был передовой отряд Октавиана?

Антилл бежал, плакал и бежал. Он держал за руку Селену, чтобы та успевала за ним – но куда? Сиприс взяла Птолемея на руки.

– Папочка! Я хочу к папочке! – захныкал ребенок.

В одной из беседок на аллее Резервуаров два евнуха в нарядных одеждах повесились на своих поясах. Таус тащила за собой Иотапу и Александра, а он все звал свою молочную сестру: в старом Посольском дворе дочь Таус упала, споткнувшись на разошедшихся плитах, и Диотелес остановился поднять ее. Но поскольку все остальные продолжали бежать, то они потеряли их из виду. Один поваренок, пробегая мимо, крикнул, что Луцилий покончил с собой. Преданный Луцилий, любимый адъютант… Овиний и Альбиний сделали то же самое.

– В комнатах повсюду кровь!

Таус, больше не заботясь об отставших, взяла спасение в свои руки:

– Скорее бежим в храм Исиды. Они не станут убивать тех, кто просит укрытия у богов! Быстрее, пройдем через рай Селены…

Во дворце и на крепостных стенах Царского квартала не было видно ни одного стража. Во дворах дворца Тысячи Колонн няни и дети переступали через тела с отрубленными головами и рабов с распоротыми животами, в агонии лежавших у ног своих господ, которым они оказали «последнюю услугу»; другие рабы грабили еще теплые трупы, перед тем как бежать из города.

– Стервятники! – выкрикнула Таус, увидев на груди носильщика воды огромное колье Аристократа.

Все перевернулось вверх дном: под полным городом стоял пустой город, темный город под светлым городом, а городской маяк – это колодец. Селена чувствовала, как ее засасывало подземелье и она погружалась во тьму среди бела дня.

Девочка не помнила, как они оказались у подножия крепостной стены перед Мавзолеем. На этой небольшой площадке в тупике собралось слишком много людей. Вход в Мавзолей закрывала огромная бронзовая дверь – неужели люди надеялись там укрыться? Слишком поздно, двери закрыты.

– Царица внутри, – прошептала Сиприс.

В этой бушующей толпе Антилл вдруг заметил Филострата; стало быть, остался кто-то живой из «Товарищей смерти»? Может, его отец тоже жив?.. Рядом с Филостратом стоял Теодор, – ну конечно, это же прецептор Антилла! Теодор прятался в библиотеке! Их семья спасена: грамматист и философ – это все же другое дело, чем куча обезумевших служанок! Антилл стал пробиваться к ним.

– Твой отец мертв, – бросил Филострат. – Он надеялся погибнуть в бою, но бой не состоялся. Он убил себя.

Он озвучивал эти события в тоне настоящего софиста, словно речь шла о силлогизме, из которого он делает вывод, после того как объявил предпосылку.

– Эрос тоже себя убил. Он умер первым: этот мерзавец не пожелал отрубить голову своему господину! Он даже не был способен крепко удержать меч, чтобы хозяин на него напоролся…

Антилл схватил Селену за руку. Они снова побегут? Нет, он держал ее руку и застывшим взглядом смотрел перед собой. Он умолк, у него были ледяные пальцы. Ветер доносил до Мавзолея дым горящего здания с архивами: это из-за перевернутой в панике лампы, ведь войска Октавиана еще не осадили царскую крепостную стену. По толпе пробежала дрожь, когда на последнем этаже Мавзолея появился силуэт женщины.

– Это Ирас, – раздались голоса, – парикмахерша Царицы…

Сколько их было заперто там, внутри? А Клеопатра? Она мертва или жива? В толпе разгорелись обсуждения, а потом вдруг послышалось:

– Передайте Октавиану, – выкрикнула девушка, – что если он не позволит Цезариону занять египетский престол, то Царица подожжет башню, перед тем как покончить с собой! У нас здесь есть факелы, масло, пакля, хворост и все сокровища Египта!

Каждый раз, когда под акротерием[142] скрипел ролик и носилки раскачивались, со стороны лежащего тела доносился стон. В верхнем окне три женщины вместе тянули за веревку, поднимая израненного человека; но малейший толчок вырывал из его груди крик боли. Сначала, до того как носилки привязали к лебедке, которую каменщики не успели демонтировать, он еще шевелился и протягивал руки к Царице, которая выглядывала из окна, и умолял:

– Позволь мне умереть рядом с тобой…

«Умереть вместе», «умереть с» – он использовал именно эту фразу, глагол с корнем того существительного, которым они оба назвали свое последнее общество: лучше, чем «Товарищи смерти», были только «Товарищи по совместной смерти». Помимо трех из них – Клеопатры, старого Канидия и Филострата по прозвищу Мудрец, – все уже выполнили эту программу. Исправно…

– Откройте! – взывали солдаты, принесшие императора к Мавзолею. – Женщины, сжальтесь: он не может умереть, кровотечение прекратилось. Октавиан казнит его! – И стучали в бронзовую дверь.

– Нет, – ответила Царица, – я не открою.

Она больше никому не доверяла; в благородном жесте этих мужчин, принесших ей умирающего мужа, она чуяла подвох: почему они не покончили с умирающим генералом, как полагается поступать с настоящим солдатом? Она опасалась предательства, прекрасно зная, что Октавиан хочет заполучить ее живой, а вместе с ней – и сокровища Египта. Но в конце концов она спустила носилки…

Умирающий больше не шевелился, его хрип заглушался криками небольшой толпы, которая подбадривала женщин не сдаваться или поднимать осторожнее, как только казалось, что они вот-вот его уронят. Когда тело находилось достаточно высоко над стоявшими внизу людьми, они заметили, что ткань носилок стала красной: раненый снова начал истекать кровью. Автократору Востока нужен пурпурный покров, потомка Геркулеса и друга Цезаря следовало завернуть в ярко-красную ткань… Но Царица величала его совсем другими титулами, когда в какое-то мгновение ролики прекращали скрипеть и она могла выкрикнуть сверху:

– Мой супруг, мой император, мой господин, – говорила она.

И только потому, что Клеопатра произносила эти слова из счастливого прошлого, их секретные слова, он был до сих пор жив – несмотря на разрезанный живот, сильное кровотечение, пронизывающую боль, мучащую его жажду и этот жуткий запах жабы… И когда женщины наконец отвязали его и затащили через окно в ее комнату, он потерял сознание.

Стоявшая внизу Селена поняла, что этот небольшой окровавленный комок – ее отец, когда-то всемогущий. И что загнанная в тупик мать не сможет спасти своих детей. Отец и мать вместе в белой башне. Они там соединились. А дети остались снаружи, покинутые, брошенные на растерзание врагу. Она крепко сжала пальцы старшего брата.