Читать книгу "По ту сторону пруда. Книга 1. Туман Лондонистана - Сергей Костин"

Штаб полка, разместившийся в полуразрушенном здании правления колхоза, был в часе езды от передовой. У Некрасова забрали ремень и заперли в подвале. Но и сюда долетал шум начавшегося боя. От него у Некрасова было тепло на душе — теперь ребятам было чем отбиваться. Потом его отвели на второй этаж, в комнату, где кроме того майора-особиста в кителе орали в полевые телефоны два офицера в мятых гимнастерках: капитан и подполковник. Они на Некрасова и не взглянули: у них бой шел.

— Нашел корову? — так же, как и мотоциклист, по-деловому спросил особист.

— Нет. — Некрасов уцепился за последнюю соломинку. — Но и следов ее не нашел. Может, еще вернется, раз ее не убило и волки не сожрали?

— Может, вернется, а может, и нет, — отрезал майор. — Мы здесь люди военные, не в бирюльки играем. В восемь ноль-ноль не вернул корову, значит, вину свою не исправил. Теперь искупать будешь. По законам военного времени.

Последняя фраза доставляла особисту особое удовольствие. Он склонился над столом и стал писать какую-то бумагу, аккуратно, чтобы не посадить кляксу, спуская избыток чернил каждый раз, когда доставал перо из бутылочки.

— Как, удерживаете позицию? — кричал рядом в телефон капитан. — У вас же снарядов нет. Что? Откуда?

Он повернулся к подполковнику:

— Третья батарея атаку отбила. Четыре танка горят, остальные отступили. Им какой-то чудило ночью снаряды подвез. В лесу нашел.

— Что за чудило? — спросил подполковник.

— Сейчас спрошу. Кто, говорите, снаряды вам подвез? — Капитан повернулся к подполковнику: — Кашевар их, рядовой Некрасов.

— Разберитесь с командиром батареи, — приказал подполковник. — Если все так, представить этого чудилу к медали. Нет, к ордену его представить. За срыв фашистского наступления на критическом направлении.

Взгляд подполковника скользнул на Некрасова, сидящего без ремня напротив особиста, и от работы мысли нахмурился.

— Рядовой! Твоя как фамилия?

— Рядовой Некрасов, — вскочил тот.

— Это не ты снаряды подвез на третью батарею?

— Так точно, товарищ подполковник.

Тот посмотрел на майора:

— А что он у тебя делает?

Особист не встал: он, майор, по своему ведомству, возможно, поважнее будет армейского подполковника.

— Да этот разгильдяй корову потерял. Я ему ночь дал, чтобы ее найти. Только он этим временем не воспользовался.

Подполковник побагровел:

— Ты что, не понял, чем этот солдат всю ночь занимался? «Корову потерял»! Да он… Да ты…

Подполковник подскочил к столу особиста, схватил с него бумагу, прочтя несколько слов, разорвал ее на четыре части и швырнул перед майором.

— Вы что себе позволяете! — закричал тот. — Этот рядовой под следствием. Считай, под трибуналом.

— Я здесь командую, — неожиданно тихо произнес подполковник, но это было страшнее, чем крик. Он повернулся к капитану. — Немедленно освободить солдата, вернуть ему ремень, оружие и доставить на батарею. И пусть командир сегодня же представление к награде составит, я подпишу.

«Мне действительно орден дали, Красной Звезды. Про меня даже писатель Борис Полевой заметку написал в фронтовой газете, — со скрытой гордостью рассказывал мой учитель. Я прямо видел его, когда вспоминал сейчас: лицо загорелое, взгляд твердый, проницательный, губы ироничные под седой щеточкой усов. — Я эту вырезку долго хранил в вещмешке. Она по сгибам обтрепалась, мне приходилось слова подсказывать, когда я давал почитать. А уже после победы я как-то на губу попал, три дня там сидел. Курить хотелось страшно, а бумаги не было. Не выдержал, скурил. — Некрасов помолчал, повел бровью, улыбнулся грустно. — Потом жалел».

Освобождение

1

Рептилию сменил Мустафа. Было это уже после полуночи — я посмотрел на часы. Алжирец хотел взять у рыжезубого «магнум», но тот не дал.

— Позовешь, если что, — сказал он.

В дверях озлобленный муж, возможно, уже не раз рогоносец, обернулся и с красноречивым взглядом качнул стволом в мою сторону. Мол, помни, что я сказал.

Мустафа дождался, пока стихнут шаги по гравию и стукнет дверь бытовки. Потом все же приоткрыл дверь и выглянул наружу.

— Я позвонил Ашрафу, — сказал он, возвращаясь и усаживаясь напротив нас. — Он вас освободит, когда мы поедем за выкупом.

Такого я никак не мог ожидать.

— Что ты сделал?

— Вы слышали, — не стал повторять Мустафа.

— И что, никто не останется нас сторожить? — спросил я.

— Кто-то один останется. Думаю, что я.

— Если нас нужно будет освобождать, значит, твой брат не собирается нас отпускать, когда получит выкуп? — спросил Кудинов.

Мустафа не отреагировал. Он на Лешку и не смотрит, помнит, как тот кричал, чтобы я в него выстрелил. А может, не понял вопроса. Я повторил его по-французски.

— Я не знаю, — сказал алжирец. — Рамдан никогда всех планов не раскрывает. Даже мне. Да, — он встал и полез в карман. — На всякий случай, вдруг не я останусь вас караулить. Вот ваши документы. Только спрячьте их хорошенько.

Оба бумажника тоже мне протягивает, Кудинова игнорирует. Куда же мне их деть?

— Лучше не на себе их хранить, — подсказывает Мустафа. — Вас могут снова обыскать.

— Тогда ты их и спрячь, — сказал я. — Вон хоть за коробку с инструментами.

Нам до них не дотянуться, но там их не видно будет. А мы уж их точно не забудем.

— Нет, вдруг инструменты кому-то понадобятся, — возразил алжирец. — Я вот сюда их кладу.

За помятый ржавеющий лист жести спрятал. Соображает.

— Ты бы нам еще наручники открыл, — говорит Лешка. — Снимать не надо пока, только отомкни.

Завидую Кудинову! Его демонстративно игнорируют, а ему хоть бы что.

— Ключ от наручников у Рамдана, — сказал Мустафа. Только мне сказал.

— Может, проволоку какую дашь тогда? — попросил я. — Мы же их раз открыли.

Мустафа разгреб железные обрезки на верстаке, но ничего подходящего не нашел. Потом залез в ящик с инструментами, порылся в них и выудил маленькую отвертку и шило.

— Попробуйте вот этим.

— Напильник тоже дай, — сказал Кудинов. — Это вон та штука.

Мустафа подумал.

— Нет, не получится, — сказал он снова только мне. — Они могут заметить, что вы пилили. А напильник только я мог вам дать.

Я передал шило Кудинову, который тут же принялся за дело. Пробует согнуть кончик.

— Мустафа, — спросил я. — Почему ты это делаешь?

Когда люди рискуют, тем более жизнью, мне всегда любопытно, есть ли для этого — в их понимании — достаточное основание. Я-то часто и без него действую или такое основание есть, но я его не осознаю. Например, вот мне кажется, что в определенной ситуации мне нужно прыгнуть в яму с ядовитыми змеями. Почему бы я мог это сделать? Вариант первый, самый очевидный: не отдавая себе в этом отчета, я стремлюсь к самоуничтожению. Вариант второй, наивный: при любых обстоятельствах я чувствую свою защищенность — как бы опасно это ни казалось, Господь не допустит, чтобы я, Его любимое создание, вот так глупо перестал быть. Вариант третий, обнадеживающий в безнадежных обстоятельствах: не зная того, я поступаю правильно, хотя и вопреки всякой логике — все вокруг сгорит, а в яме я выживу. Есть еще вариант, что по тому же, пока не открывшемуся мне предначертанию судьбы я тем самым, даже умерев, спасу кого-то из близких, всю свою семью или просто многих людей. Разумеется, ради этого я готов буду сделать такое и сознательно. В общем, если поразмыслить, существует масса всяких возможностей, во всех не разобраться. Так что для себя я этот вопрос не решил, пытаюсь найти ответ у других.