Читать книгу "Тайные страницы Великой Отечественной - Александр Бондаренко"

МЯГКОВ: Я, конечно бы, согласился, если бы не масса примеров 1941-1942 годов, когда были приняты решения, с которыми определенные командующие могли быть не согласны. Но на этих решениях настаивали. Здесь и битва под Москвой, и весенне-летние события 1942 года... На мой взгляд, командование, в том числе и верховное, тогда еще трудно представляло себе сложности механизма выполнения решения после отдачи того или иного распоряжения — не все совершается как по мановению волшебной палочки от одного телефонного звонка, одного решения. Но требовало.

— А если, как вы сказали, сравнить с Германией?

МЯГКОВ: Можно так выразиться: к концу войны германская армия стала вариантом Красной армии образца 41-го года. Я имею ввиду механизм принятия тех или иных решений. Та определенная самостоятельность, которая поначалу была у главнокомандующих, теперь уже в немалой степени была подчинена воле Гитлера. Это особенно было видно после Сталинграда — введения определенных институтов и национал-социалистических офицеров в армии и т. д...

НИКИФОРОВ: Все эти изменения связаны с сокращением ресурсов Германии. В 1941 году, когда Гитлер не отмобилизовывал экономику и армию, поле для любых маневров и вариантов решений было гораздо шире. А в 1945 году в Германии приходилось все зажимать в кулак — в том числе и генералов... Они были подчинены ситуации и той необходимости, которая диктовалась соображениями использования последних ресурсов и возможностей экономики...

ЧУРИЛИН: Как и ожидалось, тема нашего разговора безгранична. Поэтому хотелось бы обратиться к современности и точно определить, что мы должны извлечь из опыта тех трагических лет. Какие именно общие принципы этой организации, которые оправдали себя, должны быть перенесены в настоящее? В чем должна заключаться системе действий в условиях чрезвычайной ситуации? Конечно, все это темы для большого количества историков, которые должны выяснить, что у нас когда было и как мы это делали? Точно, без очковтирательства, без всяких преувеличений и преуменьшений — в том числе и личных

МЯГКОВ: Почему-то, если говорить о военных действиях, мы постоянно натыкаемся на одни и те же грабли. Я имею ввиду, что в начальный период войны мы, как правило, оказываемся не на высоте — достаточно вспомнить 1812 год, Первую мировую войну, Великую Отечественную... Можно, кстати, вспомнить и первые чеченские события. Каждый раз принимались решения, которые не были как следует продуманы, которые не учитывали реально сложившейся ситуации и в конце концов, вели к большим потерям. Причем, в любом случае эти решения принималось на высшем государственном уровне.

НИКИФОРОВ: Когда мы говорим о подготовке к войне, приходится начинать с коллективизации и индустриализации — именно оттуда...

ЧУРИЛИН: И с культурной, кстати, революции...

НИКИФОРОВ: Да, безусловно! Завершая поднятые вопросы, как мне представляется, мы вынуждены говорить об тех особенностях той системы государственного управления, которая выражается понятием «социалистический строй».

МЯГКОВ: Нужно добавить и Советскую власть. Все-таки общество доверяло этой власти, а власть имеет возможность опираться на общество. Система, безусловно, была эффективна, она работала именно в тех критических условиях.

ХАЗАНОВ: Но она оказалась неэффективна в мирное время!

МЯГКОВ: Это уже другой вопрос — ее неэффективность проявилась уже в 1960-1970 годы...

— Мы слишком отдаляемся от темы разговора!

НИКИФОРОВ: Тогда вспомним Первую мировую войну, когда патриотически настроенные капиталисты сдирали по три шкуры с собственного правительства, которое вынуждено было покупать у них снаряды, а не просто решать эти вопросы другими путями. И невозможно себе представить сегодня карточную систему: как бы мы ни уважали хозяйственные достоинства мэра Москвы как управленца, но если частники не захотят — они не дадут распределять продукты на уравнительной основе... Совершенно ясно, что государство современного типа — раньше бы мы сказали «буржуазного типа», — не справится с теми проблемами, которые встали перед нашей страной в те годы.

НЕВЗОРОВ: Можно добавить, что 90 процентов призывников у нас имеют различные отсрочки. Различные лазейки! Поэтому вопрос мобилизационной готовности вызывает очень большие сомнения...

МЯГКОВ: Я несколько смягчу: вряд ли сейчас США, Великобритания или Германия были бы готовы к той войне, которую они вели в то время — мир, в общем-то, меняется, меняются и какие-то отношения, в том числе и внутри самих государств.

ЧУРИЛИН: Все же, несмотря на все перемены и как бы при этом ни была благоприятна международная обстановка, в целях подготовки к возможным испытаниям, которые исключить, конечно, нельзя — мы должны делать для себя правильные выводы из событий нашей отечественной истории.

Заседание одиннадцатое: «Последний бой — он трудный самый»

16 апреля 1945 года началась Белинская стратегическая наступательная операция — финальный аккорд Великой Отечественной войны, — завершившаяся сокрушением фашистской Германии. О ней написано очень много, но до сих пор прояснены далеко не все вопросы, и споров вокруг апрельских событий 45-го идет немало... О Берлинской операции на заседании «круглого стола», проведенного 6 мая 2005 года, в канун празднования 60-летия Победы, беседовали Герой Советского Союза генерал-майор авиации Г. А. Баевский, Б. И. Невзоров, Ю. А. Никифоров, А. С. Орлов, О. А. Ржешевский, Е. С. Сенявская, С. А. Тюшкевич, Д. Б. Хазанов и

В. П. Ямпольский.

— Мой первый вопрос — к Георгию Артуровичу, участнику Берлинской операции. Вы помните тот день, когда впервые увидели столицу Германии?

БАЕВСКИЙ: Это было еще в самом начале 1930-х годов, когда мой отец был сотрудником нашего советского посольства — мне тогда было 12-15 лет. Жили мы в Берлине, около аэродрома Темпельхоф, так что все время наблюдали полеты самолетов — в основном спортивных. Конечно, у меня было много знакомых немецких ребят — активных, настырных, весьма задиристых, веселых. Все увлекались спортом. Мог ли я думать тогда, что через некоторое время встречусь с кем-то из них в воздухе — в небе Великой Отечественной войны?

— Приближение войны тогда еще не чувствовалось?

БАЕВСКИЙ: Мы были там как раз в то время, когда Гитлер приходил к власти... Наши друзья, с которыми мы играли в футбол, ездили на велосипедах, куда-то исчезли. Немецкие ребята вступали в гитлерюгенд; те, кто постарше, оканчивали аэроклубы, планерные клубы и очень этим хвастались. Помню, в кинотеатре показывали фильмы о Первой мировой войне. Подходит к пирсу подводная лодка, потопившая несколько кораблей противника, — в зале просто рев стоит. Все ребята хлопают и топают, выражая свой восторг. Если же побеждает не немец — начинается свист... В 1934 году отец был отозван в Советский Союз.

— То есть Германия к войне готовилась всесторонне?

БАЕВСКИЙ: Я думаю, что и мы готовились. Вот, пару лет тому назад мне позвонили из Службы внешней разведки и сказали, что в экспозиции Кабинета истории разведки есть интересный для меня предмет. Я приехал в Ясенево, где мне показали маузер, именное оружие моего отца, Артура Матвеевича Баевского, с надписью на серебряной табличке: «За беспощадную борьбу с контрреволюцией». Эту награду он получил в то самое время, когда находился в Германии — сотрудником посольства, как мы считали.