Читать книгу "Истребитель. Ас из будущего - Юрий Корчевский"

Когда на лодке работают дизели, гидроакустик глух, он не слышит шумов винтов других кораблей или лодок, и вся надежда – только на наблюдателей.

В сердце Тихона закралась тревога – не враг ли идет к нашей подводной лодке? Он положил самолет на курс идущей подлодки и сбросил бомбу, но не на лодку, а далеко впереди, метров за двести, – показать подводникам, что лодка их обнаружена. Если это немцы, то они уйдут на глубину, будут маневрировать.

Так и получилось.

Несколько минут Тихон кружился над морем, но ни он сам, ни его стрелок лодки больше не увидели. И он решил предупредить наших подводников. Ведь тут совсем недалеко, несколько минут полета.

Выйдя на лодку, он описал вокруг нее циркуляцию. Вот же незадача! Как предупредить экипаж о немецкой лодке поблизости? Радиостанции на самолете нет, а и была бы – не помощница. В авиации, на кораблях и на подводных лодках разные частоты. На Пе-2 рации были, они докладывали на базу – в полк или эскадрилью, те звонили в штаб ВМС, оттуда связывались по рации. Долго и неэффективно…

Но подводники явно насторожились. Что хочет от них пилот, почему вертится так настырно?

Тихон по СПУ – самолетному переговорному устройству – приказал переднему стрелку, Григорию:

– Я сейчас пойду курсом в направлении немецкой подлодки, а ты из пулемета дай очередь вперед. Только не вздумай делать это в сторону нашей лодки…

Тихон описал вираж, опустился низко, метров на пятнадцать-двадцать, и повел самолет немного левее лодки. Когда они почти поравнялись, показал рукой вперед. В это же время стрелок дал короткую очередь трассерами.

Тихон снова заложил вираж и увидел, что подводники поняли! В рубочном посту уже никого, дым от дизелей идти перестал. Несколько минут – и лодка стала погружаться.

Однако Тихон выматерился. Командир лодки догадлив оказался, молодец. Но ведь может сложиться какая-то другая ситуация, а двусторонней связи нет – в отличие от немцев. А для координации действий связь очень много значит. Корабли между собой могут переговариваться – по рации, сигнальными прожекторами, флажками. Самолеты к середине войны выпускались радированными. А вот что касалось связи между самолетом и кораблем – никак! Упущение, чреватое трагедиями.

Больше происшествий во время патрулирования не было. Когда бензиномеры стали клонить стрелки влево, к нулю, Тихон направил самолет на базу. Сейчас самый опасный участок полета, поскольку близко берега Норвегии, где расположены вражеские аэродромы.

Он снизился до полусотни метров, и казалось – вода совсем рядом. На такой высоте немецким постам наблюдения тяжело обнаружить летящий самолет, он сливается своей окраской с водой.

Они благополучно приводнились на гидродроме в бухте Грязной, а когда выбрались на берег, напряжение отпустило. Все-таки четыре часа вдали от земли, над холодной водой, без возможности связаться со своими – это тяжело морально. Тихона такие полеты утомляли, выматывали сильнее, чем когда он летал на истребителе. Воистину – все познается в сравнении. Нет на фронте легких военных специальностей, всем тяжело, все на пределе человеческих сил.

Зайдя в штаб, он написал рапорт – о своей лодке, о неопознанной, указал координаты.

– Отдыхайте.

Экипажи располагались на соседних койках. При ночных вылетах дежурному проще будить, коль возникнет такая необходимость.

Со своим экипажем Тихон сошелся сразу: у экипажа гидросамолета одна судьба на всех. И если собьют, либо всех спасут, либо все погибнут.

Два дня полетов не было, и они отоспались, отдохнули. Однако потом Тихона вызвал к себе «особист» – в каждом подразделении были представители военной контрразведки.

В их полку «особистом» был пожилой капитан. Плохого о нем в полку не говорили, но все равно старались обходить стороной, побаивались.

– Садись, младший сержант.

Тихон уселся на табурет, прибитый к полу.

– Как служба идет?

– Нормально.

– Ты ведь в полку новичок?

– Так точно!

Тихон старался говорить кратко. Сболтнешь лишнего – прицепится к словам.

«Особист» полистал бумаги на столе.

– Ты к нам из госпиталя попал?

– Так точно. Перелом позвоночника получил, когда подбитый самолет покидал.

– Ну да, ну да… В деле написано – медалью награжден. А почему не носишь?

– В «сидоре» целее будет. Мне ее что, на меховой комбинезон цеплять? Скажем, если на праздник – тогда да.

– А скажи-ка мне, Федоров, вот такую вещь… Тебе как новичку в нашем полку ничего странного в поведении пилотов или технарей не показалось?

– Никак нет.

– Ну, может, кто-то от боя уклоняется, больным перед вылетом сказывается?

Тихон понял, к чему клонит «особист» – на товарищей своих боевых предлагает ему стучать. Только стукачом он не был никогда. Может быть, и были в полку пилоты осторожные, но трусов он не видел. Знал, бывают такие, в госпитале разного понаслушался. Но, наверное, везло ему в жизни, потому что сам таких не встречал.

– Никак нет. В полку все экипажи долг исполняют с честью. А технарям что трусить? Они в тылу, их дело – гайки крутить.

– Так ты, если заметишь что неладное, сообщи, проинформируй. Может, приглядеться к человеку надо.

– Обязательно проинформирую.

«Особист» улыбнулся. Тихон понимал – у каждого на войне своя работа. «Особисту» надо «работать» с личным составом, а Тихону, как, наверное, и другим его сослуживцам, соглашаться и кивать. Но для проформы. В авиации трусить в бою сложно, и это сразу будет видно – ведущему или командиру звена. И при приземлении спросят жестко. Пехотинец залечь в воронку или ложбинку может, а в воздухе куда спрячешься? Все на виду, каждый своего видит, стремится обезопасить, прикрыть его от атак «мессера».

Понемногу Тихон привыкал – и к самолету своему тихоходному, и к погоде переменчивой. Он стал лучше ориентироваться – над побережьем, а особенно, что и создавало на первых порах трудности, над морем. Компас в высоких широтах иногда привирал на несколько градусов, а приводных радиостанций не было еще.

В Заполярье наступило лето – очень короткое, и днем было тепло, а вечером – прохладно. В конце июля полярный день закончился и наступили ночи – очень короткие сначала.

В один из дней Тихона вызвали в штаб:

– Освоился, Федоров?

– Вполне.

– Есть для тебя задание – сложное, особо секретное.

Тихон молчал. В грудь себя бить негоже, вдруг не справится?

– Надо высадить разведгруппу из трех человек у побережья Норвегии, вот здесь, – и начальник штаба показал точку на карте. – Заднего стрелка не бери. Вылететь надо вечером с расчетом вернуться к утру. Запас топлива по максимуму, потому как у разведгруппы еще груз будет, а дальность полета на пределе.