Читать книгу "Гапон - Валерий Шубинский"

Что до эсдеков, то Плеханов изначально отнесся к идее конференции холодно, причем скепсис его относился именно к фигуре Гапона — в роли организатора он предпочел бы видеть кого-нибудь «более компетентного и опытного в революционных делах». 11 марта Плеханов, Дейч, Аксельрод и Мартов направили в Заграничный комитет ПСР письмо, в котором предлагали сначала провести закрытое совещание двух партий. Эти предварительные совещания эсеров и меньшевиков проходили 12–13 марта, кончились ничем, и на конференцию плехановцы не пришли.

Ленин, напротив, сразу же на участие в конференции согласился. Однако большевики настаивали на сохранении автономии партий, допуская только совместную работу «в будущих революционных комитетах в России». Условием такой работы должно быть «непосредственное и фактическое слияние на деле терроризма с восстанием массы».

Собственно об официальном организаторе конференции Ленин писал:

«Пожелаем, чтобы Г. Гапону, так глубоко пережившему и перечувствовавшему переход от воззрений политически бессознательного народа к воззрениям революционным, удалось доработаться до необходимой для политического деятеля ясности революционного миросозерцания. Пожелаем, чтобы его призыв к боевому соглашению для восстания увенчался успехом, и революционный пролетариат, идя рядом с революционной демократией[43], мог ударить на самодержавие и низвергнуть его скорее, вернее и ценою меньших жертв».

На самом деле лидер «бэков» рассчитывал влиять на состав и ход конференции через, казалось, прирученного им Гапона. Представить себе Владимира Ульянова, с кем-то объединяющегося на равных, трудно, но использовать эсеров он был не прочь. А «мэки» еще в марте поняли, что мяч будет на эсеровской стороне, что это они хотят использовать эсдеков для своих целей.

Конференция началась 2 апреля. Из восемнадцати приглашенных организаций прислали своих представителей одиннадцать: эсеры (их представляли Чернов и Брешко-Брешковская), большевики (Ленин), Польская социалистическая партия (Йодко, Войцеховский и Славинский), Дашнакцутюн (армянские социалисты — Рустен, Сафо и Оман), грузинские социалисты-федералисты (Деканозов), Бунд (Гельфин), Латышская социал-демократическая рабочая партия (Розин), Латышский социал-демократический союз (Роллау), армянские социал-демократы (Лерр), а также Финская партия активного сопротивления (Виктор Фурухельм и еще один делегат — но не Циллиакус) и Белорусская социалистическая громада. Председательствовал Гапон, секретарем был избран Ан-ский.

Эсдеки (ленинцы и национальные организации) были недовольны с самого начала: польская, финская и грузинская социал-демократические организации не получили приглашения, эти территории представляли организации, близкие эсерам, что сразу же давало партии социалистов-революционеров неоправданные преимущества.

На первом же заседании делегат Латышской социал-демократической рабочей партии объявил латышский социал-демократический союз фиктивной организацией, созданной эсерами, и потребовал удаления его делегата Роллау. Его поддержали Ленин и делегаты от Бунда и армянских эсдеков. Когда большинство отказалось удовлетворить их требование, все социал-демократы, кроме Роллау, покинули конференцию.

Остались эсеры и национал-сепаратисты. Естественно, главным вопросом стал национальный. Первыми выступающими были представители поляков и армян, которые начали излагать свои отдельные требования — относительно умеренные (речь шла пока только о федерации). Гапону это не понравилось. Он (по свидетельству Ан-ского) попросил слова и сбивчиво, с большим волнением заговорил о том, что «…все говорят о правах окраин и никто не говорит о правах России. Кончится тем, что Россию разорвут на части». Чернов успокоил его: никто, дескать, на единство России не покушается. Гапон внешне успокоился, но направление разговора ему явно не нравилось. Его, восточного украинца, пугала идея польской автономии — а мысль об автономии для Украины ему даже не приходила в голову. Впрочем, украинских представителей на конференции не было.

Еще раз Гапон вмешался в разговор (опять же по свидетельству Ан-ского), когда обсуждали «еврейский вопрос».

«Хотя, с уходом представителя Бунда, на конференции не было официального представителя еврейской национальности, однако один из участников конференции выступил с предложением, чтобы конференция определила свое отношение к вопросу о еврейской национальной автономии и вынесла по этому поводу определенную резолюцию. Против обсуждения этого вопроса по существу особенно резко выступил представитель Р. Р. S. (польский еврей), который доказывал, что вопрос не имеет серьезного значения и что, вообще, никакой еврейской „нации“ не существует… Вмешался в дебаты и Гапон и совершенно неожиданно выступил горячим защитником еврейского полноправия, гражданского и национального. Смысл его речи был тот, что евреи такая же нация, как и поляки, армяне, литовцы и другие, и имеют такое же право на национальную автономию. Указывают, что у евреев нет своей территории. Но из этого можно сделать лишь тот вывод, что им должна быть отведена в России особая территория».

Трудно сказать, какую территорию готов был Гапон выделить под еврейскую автономию. Позиция его не случайно показалась «неожиданной». Ан-ский не знал о тех конфликтах, которые были в декабре в Петербурге, в личном общении с революционерами-евреями в Женеве Гапон был сама любезность, но до Семена Акимовича доходили разговоры, которые Гапон вел в другой компании — о том, что евреев в русском революционном движении не в меру много и что это не идет на пользу делу. Так что иллюзий относительно гапоновского филосемитизма (то есть его последовательности) у него не было. Впрочем, можно увидеть в высказываниях Гапона внутреннюю логику: если выделить евреям собственную «делянку», они будут не так страстно заниматься общими делами…

Еще одно «особое мнение» Гапона касалось — по его собственному свидетельству — аграрного вопроса. Гапон неожиданно заявил, что бесплатная раздача крестьянам земли только развратит их, что национализированную помещичью землю следует раздавать за выкуп, «чтобы внушить крестьянам уважение к собственности».

Как же совместить это с тем, что пишет Крупская о беседах Ленина с Гапоном, о том, как повлияли они на программу большевиков по части земельного передела? Не надо забывать, что сейчас Георгий Аполлонович был в среде эсеров; на фоне их аграрного радикализма он казался умеренным. В кругу социал-демократов взгляды Гапона выглядели иначе. В целом его позиция была характерной для выходца из южных, малороссийских «кулаков». Помещичьей земли они хотели, и всей, но представляли себе, что будет, если нищие деревенские лодыри получат земельные паи задаром. А эсеры ориентировались на великорусских крестьян-общинников.