Читать книгу "Заложник. История менеджера ЮКОСа - Владимир Переверзин"

Утром 31 августа за мной приходит конвой, и я залезаю в новенькую «газель» с надписью «милиция» на борту. С таким комфортом я еще не ездил. Я сижу в клетке, напротив двери, и смотрю на улицу. От увиденного у меня захватывает дух и кружится голова. На расстоянии нескольких метров я вижу автомобили, лица незнакомых водителей, спешащих по своим делам. Передо мной московские улицы. Дорога от Матросской Тишины до Хамовнического суда занимает около часа. Мы едем по Садовому кольцу, проезжаем площадь Киевского вокзала, мост, набережную. Я вижу сияющий торговый центр «Европейский» с катком на крыше. Я отвык от таких пейзажей, и увиденное завораживает меня. Я вспоминаю, как здесь, на этом самом месте, я проезжал за рулем собственного автомобиля, и мне не верится, что это когда-то было со мной. Кажется, протяни руку – и все вернется. Но от свободы меня отделяет еще почти два года…

«Газель» лихо заезжает во дворик суда, и в сопровождении нескольких милиционеров я выдвигаюсь в здание. В просторном подвале я жду своего часа. И он наступает. Прикованный наручниками к милиционеру, я захожу в переполненный зал судебных заседаний. В зале я вижу несколько знакомых лиц. В аквариуме сидят Ходорковский и Лебедев. Хороший повод познакомиться со своими «подельниками». Работая в ЮКОСе, я никогда не общался ни с тем, ни с другим. Меня подводят к трибуне, и начинается допрос. Я рассказываю свою историю. Проносятся годы жизни. Банк «Менатеп», Кипр, ЮКОС. Я подробно описываю момент, как попал в дочернюю компанию ЮКОСа на Кипре, рассказываю о том, что предложение о работе поступило от финансового директора ЮКОСа, американского гражданина Мишеля Сублена. Говорю об административной работе, о поисках офисов для компании, об аудиторах. Не забываю упомянуть и о том, что ни разу не сделал ни одного платежа и даже не имел права распоряжаться банковскими счетами. Что, впрочем, не помешало осудить меня по статье 174.1 (легализация денежных средств).

Мой рассказ не укладывается в канву обвинения, и прокуроры явно раздражены. Лахтин заметно нервничает. Моя история наглядно показывает всю ущербность сфабрикованного дела. На моем примере становится особенно очевидна абсурдность предъявленных обвинений и глупость так называемых доказательств. Дело продолжает трещать по швам. Людям в погонах очень хочется сохранить хорошую мину при плохой игре, и они из кожи вон лезут, чтобы оправдать свое существование. Я подливаю масла в огонь и заявляю о том, как на меня давили во время следствия и предлагали в обмен на условный срок оговорить присутствующих здесь Ходорковского и Лебедева.

«Всего-то признай вину, скажи, что знал Ходорковского и Лебедева, получал от них указания, и иди на все четыре стороны», – вспоминаются мне слова следователей.

После этих слов прокурор Лахтин забился в истерике и потребовал прекратить мой допрос. Но допрос продолжался. Судья не может лишить Лебедева и Ходорковского права задавать мне вопросы. А позже, во время вынесения приговора, он сделает свое черное дело и проигнорирует все доводы защиты и показания свидетелей.

Прокуроры не находят себе места, когда Лебедев начинает задавать мне вопросы. Всплывает наглая ложь, состряпанная сотрудниками Генеральной прокуратуры. Лебедев зачитывает мне выдержки из своего обвинительного заключения:

«Лебедев, Платон Леонидович, находясь на своем рабочем месте, определил на должность директора кипрской компании “Рутенхолд Холдингс Лимитед” члена преступной группы Переверзина Владимира Ивановича».

Такая наглость следователей потрясает меня, и я говорю открытым текстом, что это наглое вранье.

Впору хоть самих прокуроров хватать, арестовывать и затаскивать в клетку вместо нас…

Напоследок я успеваю назвать прокурора Лахтина штатным лжецом, после чего в судебном заседании объявляется перерыв, и меня уводят в казематы. Я спускаюсь в подвал суда, где еще долго хожу из угла в угол в состоянии крайнего нервного возбуждения. Мне хочется передушить следователей и прокуроров. Всех сразу.

Свидетеля допрашивают две стороны – сторона защиты и сторона обвинения. Защита меня допросила, и я жду допроса обвинителей. Меня опять приковывают к милиционеру и проводят в зал.

«У стороны обвинения нет вопросов к свидетелю», – слышу я голос прокурора. Они не знают, как от меня избавиться, и, наверное, дай им волю, с радостью бы меня сожгли.

Я не хочу уходить, я еще не все рассказал, у меня есть сюрприз для обвинения, но меня уже выводят из зала.

Люди встают и аплодируют мне. Этот яркий момент я запомнил навсегда.

Наше уголовное дело легло в основу второго дела Ходорковского. Наше дело его и разрушит.

* * *

В камеру я возвращаюсь к вечеру в изнеможении и ложусь спать. В тюрьме я пробуду еще два дня – до момента, когда меня закажут на этап. Возвращаться во Владимир, где меня ждут разборки с администрацией колонии, мне совсем не хочется. Меня охватывает щемящее чувство тревоги и непреодолимой тоски. Я молча собираю вещи на этап.

На этот раз я прощаюсь с тюрьмой навсегда. Последний шмон, сборка. Через час автозак увозит меня на вокзал. Вагон набивается битком. Опять шмон, и мы рассаживаемся в купе. Нас человек десять. Это не очень много. Поезд трогается. Этап развозит осужденных, только что получивших сроки. Я единственный арестант со стажем. Все ребята осуждены в первый раз и едут на строгий режим. Их везут в Мелехово. Мои рассказы об этом лагере будут им очень полезны, и мы проводим всю дорогу в разговорах. Этап проходит на редкость мирно и спокойно. Нас по очереди даже выводят в туалет и дают кипяток для чая. Нам повезло с конвоем, они из Владимира. Дурной репутацией пользуется кировский и мордовский конвои.

Во Владимире, под лай собак, нас перегружают в автозак и везут по тюрьмам. Партию вновь прибывших арестантов завозят на «копейку», пересыльную тюрьму города Владимира, где зэки будут ждать дальнейшего этапа на зону. Меня персонально довозят до места назначения. Автозак заезжает в ворота колонии, и я нехотя выбираюсь из машины. Меня уже знают и ждут. Встречают контролеры, дежурный и оперативник. Рядом стоит завхоз отряда Жук, который отводит меня в отряд.

«Эх, вот и закончилось мое путешествие», – грустно вздыхаю я.

Глава 49

Тучи сгущаются

После моего возвращения из Москвы события развиваются с пугающей быстротой.

Меня вызывают в штаб, куда на выездное судебное заседание приехали прокурор и судья, чтобы рассмотреть вопрос о моем условно-досрочном освобождении. Я с любопытством рассматриваю судью. Молодая симпатичная женщина, при других обстоятельствах, очевидно, хохотушка-веселушка. Она ясно дает понять, что при наличии непогашенного взыскания на УДО меня не отпустит. У меня внутри все закипает:

«Как же так? Три года бегал, прыгал, был рабом на галерах, заработал кучу поощрений и благодарностей, а здесь из-за какого-то фальшивого взыскания меня лишают свободы?! Неужели один выговор перевесит все мое арестантское прошлое?»

Оказывается, перевесит.