Читать книгу "Оппозиция, или Как противостоять Путину? - Сергей Кара-Мурза"

Уникальность революции 1917 г. в том, что сразу стали формироваться два типа государственности— буржуазнолиберальная (Временное правительство) и «самодержавнонародная» (Советы). Эти два типа власти были не просто различны по их идеологии и социальным проектам. Они находились на двух разных и расходящихся ветвях цивилизации. То есть их союз в ходе государственного строительства был невозможен. Разными были фундаментальные идеи, на которых стоят государства — прежде всего, представления о мире и человеке.

С Февральской революции, когда произошел слом старой государственности, и началась вялотекущая гражданская война. Но не с монархистами — вот что важно понять! Это была война «будущего Октября» с Февралем. В апреле 1917 г. крестьянские волнения охватили 42 из 49 губерний европейской части России. Эсеры и меньшевики, став во главе Советов, и не предполагали, что под ними поднимается неведомая теориям государственность крестьянской России, для которой монархия стала обузой, а правительство кадетов — недоразумением. «Апрельские тезисы» Ленина дали этому движению язык, простую оболочку идеологии. Стихийный процесс продолжения российской государственности от самодержавной монархии к советскому строю, минуя либерально-буржуазное государство, обрел организующую его партию (большевиков). Поэтому рядовые монархисты (и черносотенцы) после Февраля пошли именно за большевиками. Да и половина состава царского Генерального штаба.

Монархия капитулировала без боя. С Февраля в России началась борьба двух революционных движений. Более того, на антисоветской стороне главная роль постепенно переходила от либералов к социалистам — меньшевикам и эсерам. И те и другие были искренними марксистами и социалистами, с ними были Плеханов и Засулич. В это же надо наконец-то вдуматься! Они хотели социализма для России, только социализма по-западному, «правильного». А у нас народ был «неправильный». Так что нынешние «сторонники Февраля» пусть не воображают, что болеют душой за «историческую Россию».

В Грузии красногвардейцы социалистического правительства, возглавляемого членом ЦК РСДРП Жорданией, сразу начали расстреливать советские демонстрации. А лидер меньшевиков Аксельрод требовал «организации интернациональной социалистической интервенции против большевистской политики… в пользу восстановления политических завоеваний февральско-мартовской революции».

Имело место параллельное развитие с начала XX века двух революций, стоящих на разных мировоззренческих основаниях. Меньшевики-марксисты считали Октябрь событием реакционным, контрреволюцией. В этом они были верны букве марксизма, прямо исходили из указаний Маркса и Энгельса. В советское время марксизм «вульгаризировали» — всю антисоветчину из него выкинули. Для того момента правильно сделали, но перед перестройкой мы оказались беззащитными. Эсеры и объявили Советам гражданскую войну, а подполковник Каппель был их первым командиром.

Силы, пришедшие к власти в результате любой революции, если их не свергают достаточно быстро, успевают произвести перераспределение собственности, кадровые перестановки и обновление власти. Новая власть получает кредит доверия. А значит, уже вскоре контратака с ходу оказывается невозможной. Это понял Ленин и точно определил тот короткий временной промежуток, когда можно было сбросить буржуазное правительство без больших жертв. Это надо было сделать на волне самой Февральской революции, пока не сложился новый государственный порядок, пока люди находились в ситуации выбора, но уже угасли надежды на то, что Февраль ответит на чаяния подавляющего большинства — крестьян. В этом смысле Октябрьская революция стала шедевром революционной мысли.

Трагедией было то, что не удалось оторвать эсеров от кадетов и слишком силен был в них революционный дух. Гражданская война «белых» против Советов не имела целью реставрировать монархию. Это была «война Февраля с Октябрем» — столкновение двух революционных проектов.

Философским основанием Октября был общинный крестьянский коммунизм (покрытый тонкой пленкой марксизма, но сейчас не о пленке). Революцию совершили общинные крестьяне (авангардом была их молодая часть в солдатской шинели) и рабочие из крестьян, мобилизованные на заводы во время войны. Это было подавляющее большинство русского народа, высокоорганизованное (в общине, армии и трудовом коллективе завода) и на пике духовного и культурного подъема. По словам Грамши, этот тип русского человека как будто вобрал в себя духовную энергию трудящихся всего мира, накопленную за 300 лет. В нем был огромный потенциал, к нему тянулись трудящиеся всех народов России (да и всего мира).

Эта часть народа подобрала себе самую подходящую из имеющихся партий, назначила командиров и даже набрала отряды этнических маргиналов для выполнения грязной работы, без которой не обходятся революции. Именно в свой проект она загнала и отобранных вождей (Ленина, Троцкого, Сталина и пр.). Как сказал об этой истории Брехт, «ведомые ведут ведущих».

Таким было ядро русского народа в первой половине XX века. Судить его с либеральными критериями сытого интеллигента горбачевской формации или со шкурными критериями нынешнего «рыночника» — глупо. С этим ядром советской власти удалось вновь собрать империю, сплотить ее в новом типе межэтнического общежития, провести модернизацию села и индустриализацию, создать прекрасную школу, науку и армию. В общем, построить новаторские и высокоэффективные институциональные матрицы, которые сделали СССР сверхдержавой и обеспечили воспроизводство и прирастание здорового и образованного народа в независимой стране с высоким уровнем безопасности от главных видимых на тот момент угроз.

За первыми шагами на этом пути наблюдал Кейнс, величайший западный экономист XX века (в 20-е годы он работал в Москве). Он сказал, что в России тогда была главная лаборатория жизни, что Советская Россия, как никто, близка и к земле, и к небу. Вот в чем была сила советского строя, пока он не вырастил своих могильщиков.

Советский проект был выходом из той исторической ловушки, в которую попала Россия в начале века, — ей приходилось одновременно «догонять капитализм и убегать от него». Было несколько путей, все их перепробовала Россия: Столыпин, либералы-западники, эсеры, социал-демократы, большевики и анархисты. Каждый проект был представлен без карикатуры, в главном. Тогда вырвались мы по пути, предложенному крестьянской общиной и оформленному Лениным. Сейчас у нас диалог блокирован, и от кризиса веет безысходностью.

Одни уперлись в марксизм, другие в либерализм, третьи впали в детство и жуют миф о поручиках и корнетах.

А нам надо понять, почему проект, который начала Октябрьская революция и который обнаружил такую мощную силу, потерпел крах. Надо понять это, чтобы предвидеть будущее и вырабатывать новый проект. В чем была заложена предпосылка краха, признаки которого появились уже в середине 50-х годов и приобрели системный характер в 70-е годы? Но это уже другая тема.

Факт в том, что в новых условиях, с новым господствующим культурным типом 70–80-х годов, при новых технологиях цивилизационной войны против России советский строй не справился с задачей удержания культурной гегемонии. В этом важном отношении весь проект оказался дефектным, вырожденным. То, что интеллигенция в момент кризиса не проявила спасительной рефлексии, не смогла понять и объяснить суть болезненного состояния советского общества, а, наоборот, в большинстве своем примкнула к его губителям, есть историческая ошибка интеллигенции как профессионального интеллектуального сообщества.