Читать книгу "Настоящая любовь и прочее вранье - Уитни Гаскелл"

– Господи, только не это! – прошептала я и уже громче обратилась к старшим Глупам:

– Мне нужно пройти на свое место.

– Мы только устроились, – ответствовал мистер Глуп.

– Да, обойдите с другой стороны, – добавила его жуткая женушка.

Я молча смотрела на них, пораженная ничем не вызванной грубостью.

– Может, вы подвинетесь и дадите мне сесть у прохода? – спросила я, наконец.

– Ну, уж нет! – фыркнула мамаша, похоже, вполне понимавшая, что за дьявольское отродье она растит.

– Мы специально попросили места у прохода. Вам следовало бы сделать то же самое, – просветил меня мистер Глуп.

И тут меня захлестнула волна слепящей ярости, абсолютно неуместной в этой ситуации. Казалось бы, стоило ли злиться на этих ничтожеств? Но если бы на рентгеновском контроле не конфисковали мои маникюрные щипчики, я бы поддалась соблазну выколоть Глупам глаза.

– В таком случае вынуждена протиснуться мимо вас, – проскрежетала я и в два счета расчистила себе дорогу: нелегкая задача, учитывая их объемы. При этом я случайно наступила на ногу миссис Глуп. Она завопила так, словно я вонзила нож в ее ожиревшее сердце.

– Сами виноваты! – рявкнула я, падая в кресло и попутно сбивая руку девчонки Глупов с нашего общего подлокотника. – Просила же пропустить меня, а вы отказались! Знаете, от вежливости и приличных манер еще никто не умер!

Миссис Глуп проигнорировала меня и, повернувшись к мужу, принялась ныть, что палец на ноге ужасно болит, должно быть, сломан и, если это так, нужно немедленно подать на меня в суд.

– Нет, хуже уже ничего быть не может, – громко объявила я, покачивая головой. Но, как оказалось, ошиблась.

В тот момент, когда мы пролетали над Гренландией и я, невзирая на бесконечные перепалки моих гнусных соседей, каким-то чудом заснула, Глупова девица неожиданно вонзила острый локоть мне в бок.

– Ой! Какого хрена? – разозлилась я.

– Классно выражаетесь. Она хочет поговорить с вами, – ухмыльнулась девица, показывая на стюардессу, с оскорбленным видом маячившую в проходе.

– Что?! – раздраженно рявкнула я.

– Пассажиры жалуются на свет, – прошипела стюардесса.

– Свет? – удивилась я.

– Ваша кофточка освещает весь салон, а люди пытаются уснуть или посмотреть фильм. Иллюминация им мешает, – пояснила она, показывая на мою грудь.

Я опустила глаза. Точно. Каким-то образом чертовы лампочки на чертовом олене включились, и салон стал похож на казино в Лас-Вегасе.

– Вы не можете выключить это? – выпалила стюардесса, окончательно потеряв терпение.

Почему стюардессы в эконом-классе так нетерпимы, в то время как их коллеги в бизнес-классе ведут себя, словно выпускницы «Школы обаяния»?[20]

– Понятия не имею, – вздохнула я, уставившись на бегущие огоньки и гадая, в каком именно месте может находиться заветная кнопка, хотя, в сущности, мне было абсолютно наплевать. В моем теперешнем состоянии я уже ни о чем не волновалась. Фуфайка, разъяренная стюардесса, кошмарная семейка Глупов, какая-то липкая гадость на правом рукаве, которой явно не было перед тем, как я задремала… не все ли равно! Похоже, меня сослали в тот круг ада, где обречены гореть вероломные друзья, так что не было смысла расстраиваться из-за мелочей.

Если я надеялась, что дома мне станет легче, то, войдя в квартиру, не почувствовала ничего, кроме жестокого разочарования. Потому что испытывала только одно чувство – одиночество… вернее, усталость и одиночество (после того как меня разбудили, отродье Глупов провело остаток пути в драках и ссорах из-за того, кто будет играть в дурацкий «тетрис» с громкой пищалкой и световыми эффектами; поразительно, что пассажиры, жаловавшиеся на мою фуфайку с подсветкой, абсолютно не обращали внимания на яростную схватку, сопровождаемую членовредительством). Так что о сне не могло быть и речи. Я столько лет страдала от причуд многочисленных соседок, что считала жизнь в одиночестве, пусть и в тесной квартирке, высшей степенью роскоши. В тех редких случаях, когда становилось совсем одиноко, на помощь приходил Макс, всегда готовый пригласить меня на ужин или просмотр взятой напрокат кассеты. Но сегодня у меня не было сил работать кулаками, пока он изволит открыть дверь, не говоря уже о том, чтобы вызвать его на откровенную беседу обо всем, что случилось между нами до моего отъезда. Я хотела знакомой легкости в общении и… невыносимо нуждалась в семейной обстановке. Нет, совсем не обязательно было оказаться в кругу моей семьи: последний раз мы были вместе, когда выносили из дома вещи, которые хотели взять с собой, прежде чем родители устроят распродажу. Нет, оказаться в какой-нибудь приличной семье, той, которая примет тебя и утешит в трудные времена, поможет выбраться из беды…

Мне сложно объяснить то, что случилось потом. Не знаю, что было причиной: усталость, стресс или что-то вроде сейсмического гормонального сдвига, но я, почти не сознавая, что делаю, потянулась к телефону и набрала номер аэропорта.

– Здравствуйте, я хотела бы зарезервировать билет в один конец в Уэст-Палм-Бич, – услышала я собственный голос. Очевидно, контролировать себя я была не в состоянии. Именно так ведут себя те, кто постепенно сходит с ума.

ГЛАВА 20

Флорида, должна признать, не лучшее убежище для растревоженной души. Бесчисленные пальмы, уличные бары и мойщицы машин в коротеньких шортиках создают впечатление обезличенной местности, задушившей естественную красоту приглаженными пейзажами и заменившей национальную культуру сетевыми ресторанами, полями для гольфа и тематическими парками. Поскольку этот город стал приютом легионам престарелых граждан, которые все как один водят огромные машины и носят бермуды с черными гольфами до колен, пребывание здесь отнюдь не позволяло забыть о работе. Кроме того, во Флориде живет моя матушка. Нет, не то чтобы я ее не любила: в конце концов, мать полагается любить. Но мы не были особенно близки. Никогда. Пока я взрослела, мы то и дело бодались, как бараны при дележке территории. Скандалы возникали из-за того, что я хочу или не хочу носить (девять лет), в какие компании ходить (пятнадцать лет) и какую жизнь вести (от двадцати лет и по сей день). Мать была убеждена, что я должна жить совершенно по-другому: выйти замуж, родить детей, переехать в пригород. Правда, она не высказывалась на эту тему, но я знаю, что стала для нее источником разочарований.

Но сейчас я не могла оставаться в Нью-Йорке, сидеть в квартире и тупо пялиться на телефон, а ехать больше было просто некуда. Даже если бы я ворвалась к кому-то из друзей по колледжу, с которыми не встречалась годами, да еще в такое неподходящее время, как рождественская неделя, на свете просто не существовало мест, где можно спрятаться, читать книгу за книгой и отказываться обсуждать мою жизнь. И хотя наши с матерью отношения никак нельзя было назвать идеальными, такта и умения не вмешиваться у нее не отнимешь, и она… она более-менее способна оставить меня в покое… по крайней мере, на время. Сомневаюсь, что она удержится от соблазна указать на недостатки моего гардероба или небрежно посоветовать совершить визит к специалисту по устранению целлюлита, который всего за пару сотен долларов за полчаса будет счастлив обернуть меня во что-то вроде мешка из алюминиевой фольги. Но, скорее всего, мама не станет слишком настойчиво допытываться, почему я приехала, а именно это мне и нужно.