Читать книгу "Похождения проклятых - Александр Трапезников"

Наверное, я уже выбрался за пределы географического Нового Иерусалима. Редкий паломник забредет сюда по своей охоте. Хотя… Я увидел, как из-за строительных пирамид вышли два человека, о чем-то оживленно беседуя. Пожилая женщина и мужчина средних лет, очень крупного телосложения. Направлялись они в мою сторону. Я их узнал. Это была дочь Василия Пантелеевича Скатова, из Ашукинской, и доктор Брежнев, со станции Правда. Сначала я даже обрадовался знакомым лицам. Потом подумал: Почему они вместе, разве их что-то связывает? Ну а почему бы и нет, тотчас решил я, живут они почти рядом, а кроме того, она ведь посещала своего отца в его больнице, так что ничего странного нет. Может быть, он даже присутствовал на похоронах. Но затем обозначилась еще одна загадка.

Когда они проходили мимо меня, я, естественно, поздоровался. Но ни доктор Брежнев, ни дочь Скатова никаким нормальным образом на это мое приветствие не среагировали. Они попросту меня не признали! Я еще понимаю, что женщина могла запамятовать: был я у нее всего один раз, и то не долго, да и возраст у нее приличный, и я — немного другой, с синяками да шишками, опирающийся на посох ее отца, словом, какое-то ходячее недоразумение… Она и поглядела на меня, как на пустое место или на каменное изваяние, которое вдруг открыло рот и сказало: Здас-сьте! Но доктор-то, доктор Брежнев! Он мне сам коленку вправлял и жгут накладывал. Голову бинтовал, а потом мы даже пили вместе. И на сеансе Грабовского, в антракте, сам к нам подошел. А тут что-то буркнул себе под нос и даже не посмотрел в мою сторону! Будто даже не изваяние, а вообще — кучка строительного мусора, осмелившаяся что-то вякнуть. Так и пошли дальше, не оборачиваясь. Странно. Все это очень странно.

Воображение у меня развито хорошо. Мысли сразу заработали в таком направлении: оба они тоже заняты теми же поисками, что и мы. Логика моя заключалась в следующем. Да, какое-то время, причем весьма длительное, святые мощи благоверного князя действительно пребывали у Василия Пантелеевича Скатова. Об этом прямо говорил Матвей Иванович. Кремль, хотя бы перед смертью, сказал правду. (Опять двусмысленность получилась, но я не виноват: такая уж у него фамилия фиговая; но я сомневаюсь, что нынешний Кремль разродится правдой вообще когда-нибудь.) Но почему мы столь уверены, что они сейчас находятся именно у Ольги Ухтомской? Мало ли что у нее могло храниться в сундучке! Или же что об этой тайне непременно знает Агафья Максимовна и выведет нас на нужный след?

А ведь Василий Пантелеевич мог открыться своей дочери. Как самому близкому существу. И очень даже вполне. Она вроде тоже весьма набожная. Икона в доме мироточит. Не случайно же? А мог, чувствуя приближение своего конца, поведать о том доктору Брежневу. Если не специально, то, допустим, в беспамятстве? Тоже возможно. А если не в бреду, то, значит, выхода другого не было: дочь далеко, никого из близких рядом, один врач. А что он за фигура такая? И почему все-таки они вместе? Ищут святые мощи? Знают о тайнике? Или уже нашли? Загадка.

Вопросов было много, а ответов не прибавлялось. Я решил пройти немного вперед, к высохшему руслу речушки и заглянуть за строительные пирамиды. Что там такого интересного, что привлекло внимание еще одних следопытов? Если, конечно, они не просто прогуливались в дальних окрестностях Нового Иерусалима, избегая посторонних глаз. Что тоже вполне естественно, когда требуется обсудить какой-то важный вопрос или проблему.

Я очутился на забетонированной площадке, где было полно всякого мусора. Залежи кирпичей, плиты, металлический хлам, помятые ржавые ведра, рваные рукавицы, черенки от лопат, даже кабина от грузовика, с открытой дверцей. Я подошел поближе и заглянул внутрь. Почему-то я был уверен, что обнаружу там нечто, что прольет свет на мои блуждания в потемках. И не ошибся, хотя едва не получил инфаркт…

В кабине лежал человек, заброшенный ватными телогрейками. То, что это действительно человек, я определил по высовывающимся из-под барахла ногам по щиколотки. И не просто человек, а женщина, поскольку ноги были в дамских туфлях, правда очень стоптанных. Агафья Максимовна! — сразу же подумал я. И, разумеется, мертва, так как никаких видимых признаков жизни я не обнаружил. Так вот какое злодейство здесь произошло! Лоб мой покрылся испариной, а сердце билось столь отчаянно, словно готово было сломать прутья ребер и вырваться наружу. Я уже протянул руку, чтобы откинуть ватную телогрейку с лица жертвы, как чья-то другая рука легла мне на плечо.

И вот тут-то я едва не получил инфаркт, поскольку кто-то гаркнул мне в самое ухо:

— Ты чего это к моей бабе лезешь?!

Откинувшись в сторону, я увидел перед собой пропитую морду с щетиной и фонарем под глазом. Оживился и манекен, лежавший под рваными ватниками. Оттуда тоже высунулась весьма неприятная харя, да еще ярко размалеванная дешевой косметикой. Теперь оба они стали на меня орать, обвиняя во всех смертных грехах, но главное, в том, что это именно я спер у них только что бутылку портвейна.

— Ну здесь же она стояла, здесь! — кричал бомж, тыкая рукой в кабину грузовика. — Зараза, ты выпил?

Ему вторила его подруга:

— Он! Кто же еще? Не я же! Я не могла, детьми клянусь! Я тебе оставила, а он подкрался и вылакал! И меня ссильничал. Кажется.

— От, зараза! А я теперь че пить буду? Отойти нельзя. Ну как жить дальше?

На этот вопрос я ему ответить не мог, но протянул рублей сорок. В виде компенсации, как грант для развития философского учения о смысле бытия.

— Другие тут ошивались, они и сперли, — сказал я напоследок, с нехорошим злорадством подумав о докторе Брежневе и его спутнице.

— Благодарствую, барин! — тотчас же утихомирился бомж и поспешил в сторону видневшихся поселковых крыш. Подруга его кокетливо предложила обождать, пока он вернется, да выпить мировую. Но я уже не менее торопливо зашагал обратно.

И все же меня не покидала уверенность, что я прав. Даже несмотря на эту досадную оплошность. Уверенность в том, что параллельно с нами поисками заняты не только путинцы и бандюганы, кураторы и академики, но и доктор Брежнев с дочерью Скатова, а также, вероятнее всего, и Яков. А может быть, и еще кто-то… Интересы слишком многих людей тут пересекались и сходились, как в точке Истины, на графическом полотне нынешнего времени. Одним нужен был драгоценный крест в его материальном значении, другим — сакральные святые мощи, как мистический символ властвования, третьим — возвращение их в лоно православной церкви, четвертым, возможно, полное их уничтожение, как опять же знаковое и окончательное разрушение России: убрав начало, положишь и конец всему.

Но кто и какую роль играет во всей этой голограмме? Кто враг явный, а кто скрытый, на кого можно опереться в качестве союзника, с кем заключить временное перемирие, кого опасаться в первую очередь? Если сама Ольга Ухтомская, доктор Брежнев и дочь Скатова вызывали у меня кое-какие сомнения и недоверчивость, то Яков и стоящие за ним тени были попросту страшны; кремлевские кураторы — непонятны, неопределенны, а академики изящной словесности — порой даже вызывали потешные чувства, хотя вполне могли наделать массу дырок во лбу и по всему телу. Ежели не по существу дела, то по понятиям. Скорее всего, это именно они разобрались с тетушкой Ольги. Подругу Ажисантову убрали силовики-путинцы, их стиль, службистский. Кремля замочили яковцы, ритуально. Все сходится даже по методике исполнения. В каждом случае работали в своем ключе.