Читать книгу "Красавица в черном - Николь Берд"

Она покраснела.

– Мне не стоило упоминать об этом, – сказала она смущенно, но глаза ее слегка блеснули.

– Видели бы вы этот дом при жизни матери! Все здесь было совсем по-другому, – проговорил он.

Как раз в эту минуту в комнату вошел Габриель и услышал его слова.

– Да, при матушке все тут сияло чистотой, – подтвердил он. – В каждой комнате стояли вазы с лавандой, и дом просто благоухал.

На Джона внезапно нахлынули воспоминания.

– Да, правда. Я, пожалуй, не прочь возродить этот обычай.

– Сначала тебе придется посадить лаванду, – насмешливо указал ему брат. – Я заметил, что в цветнике все клумбы безнадежно заросли.

Джон хотел сердито возразить, но спросил как можно сдержаннее:

– Ты, видимо, ходил на прогулку?

Габриель ничего не ответил.

Джон догадался, что брат навещал могилу матери. Она находилась в конце сада на семейном кладбище. Его раздражение улеглось. По крайней мере брат увидел, что могила содержится в порядке. Джон об этом постоянно заботился. Но лицо брата все равно было недовольным, а глаза мрачными. Очень кстати в дверях появился дворецкий.

– Кушать подано, дамы и господа.

Джону пришлось предложить руку Луизе, а его брат повел Марианну. Стол, накрытый белой льняной скатертью, сервированный фамильным сервизом из серебра и хрусталя, выглядел совсем неплохо. Вот только серебро нуждалось в более тщательной полировке, а цветочки в вазе малость поникли. Джон решил, что должен проверить состояние сада. До чего неприятно, что Габриель увидел поместье не с самой лучшей стороны.

Джон в который раз поразился тому запустению, которое царило в поместье при отце. Первостепенное внимание Джон уделил пастбищам, фермерским угодьям и коттеджам, которые находились в самом плачевном состоянии. У него просто руки не доходили до собственного сада, но следовало хотя бы позаботиться о цветниках матери.

Какие еще его упущения выявит этот визит?

Ответ на этот вопрос пришел вместе с первым же блюдом. Суп оказался водянистым, а пудинг твердым, как камень. Овощи были переварены, студень дрожал, как в лихорадке.

Рыба была сносной, но бифштекс, который за ней последовал, откровенно подгорел. Цыпленка же, на редкость жилистого, явно приготовили не сегодня.

Его гости, само собой, никак не комментировали недостатки. Хорошие манеры не допускали явной критики, но никто из них не увлекся угощением. Джон боялся даже взглянуть на брата, опасаясь, что его презрительная мина спровоцирует ссору. В присутствии дам он не собирался вступать в схватку с Габриелем.

И ему вовсе не доставляло удовольствия слышать, как под непрестанную болтовню Луизы, сидевшей справа от него, Габриель рассказывает Марианне о своих путешествиях, заставляя ее смеяться над забавными историями о базарах Тринидада или греческих островах. Стоило ей услышать о дальних странах, в которых Джон никогда не бывал, как глаза ее начинали ярко блестеть. Тогда его охватывал гнев, внутри все сжималось.

Черт бы побрал Габриеля с его обаянием и ангельской или, скорее, дьявольской красотой! Какое он имеет право заставлять Марианну восторгаться собой? По кто способен состязаться с.ним в успехе у дам? Только не он, не Джон.

Слуга принес последнее блюдо. Это были сладости, вкус и вид которых оставляли желать лучшего. Джон попробовал кусочек персикового пирожного и едва не поперхнулся косточкой. Что за черт! Он со звоном уронил вилку на стол.

Кухарка получит расчет, как только это будет возможно. Такое положение дел просто нестерпимо!

Марианна поймала взгляд Луизы и поднялась. Джон увидел, что леди по обычаю собираются покинуть джентльменов, оставив их с портвейном и мужскими разговорами. Эта перспектива не доставила радости никому из братьев. Когда за дамами закрылась дверь, в комнате повисла гробовая тишина.

– Я уеду завтра на рассвете, – наконец сказал Габриель. – Если утром мы не увидимся, то хочу прямо сейчас поблагодарить тебя за гостеприимство.

– Кроме ужасного обеда, вряд ли есть то, за что стоит меня благодарить, – произнес Джон. – Я тебе больше обязан, ты ведь заботился обо мне после ранения.

Но Габриель отмахнулся от такой скупой благодарности.

– Ты так и не догадываешься, кто мог стрелять?

Джон покачал головой. Он обещал Марианне не делиться ни с кем их уверенностью, что целью стрелявшего была Луиза. Ни к чему лишние разговоры.

– У меня раньше были враги, смертельные враги, но я по крайней мере знал их всех как облупленных, – заметил Габриель. – Может, ты кого недавно обидел?

Джон неопределенно пожал плечами.

– Поездка в Лондон была первой за много лет. Там я едва ли мог кому-то досадить… разве что наступил на ногу одной-двум дамам.

– А здесь, у тебя дома? Может быть, выдворил арендатора с участка?

– И он, чтобы мне отомстить, последовал за мной в Лондон? – спросил Джон с невольной иронией. – Никого я не выдворял. Вот кухарку собираюсь выставить, потому что она слишком часто прикладывается к бутылке.

– Ну, тогда я не знаю, – покачал головой Габриель. – Пойду, пожалуй, в свою комнату. Спокойной ночи.

Для сна было еще слишком рано, но Джон понимал, что брат не испытывает желания общаться с ним больше необходимого. Сам он был настроен так же.

– И тебе спокойной ночи, – ответил он. Но в дверях Габриель задержался.

– У тебя сохранились отцовские книги? Я возьму что-нибудь полистать перед сном.

Джон указал в сторону коридора.

– Думаю, ты не забыл, где находится библиотека. Габриель, кивнув, направился вдоль коридора, и Джон, сам не зная почему, пошел за ним. Лакей поспешил вперед, чтобы зажечь свечи. В библиотеке было прохладно и сыро. Неужто слуги не в состоянии во время его недолгого отсутствия позаботиться о доме? Эта сырость не пойдет на пользу книгам. Завтра он покажет библиотеку Марианне, ведь кое-что здесь может ее заинтересовать, Габриель, повернувшись к нему спиной, внимательно изучал полки.

– Я вижу, ты пополнил библиотеку новыми томами, – заметил он довольно любезным тоном.

Джон хмыкнул, так как вопрос не нуждался в ответе. Габриель явно делает над собой усилие, но Джон подозревал, что за внешней вежливостью скрывается раздражение. Выбирай скорее книгу и ступай к себе, мысленно поторапливал он брата.

Очень возможно, что день для них так бы и закончился натянуто-вежливыми репликами, если бы Габриель не открыл дверцу одного из шкафов, чтобы взять с верхней полки книгу. Он замер, а затем вместо книги взял маленькую овальную рамку, которая лежала на полке вниз лицевой стороной. Его лицо мгновенно потемнело.

– Я помню эту миниатюру. Помню, как я для нее позировал, хотя мне в то время было всего года три, – пробормотал Габриель, словно обращаясь сам к себе. – Мама дала мне коробку леденцов, чтобы я сидел смирно, пока художник нас рисовал. Как странно. Стекло разбито, и даже рамка треснула.