Читать книгу "Сады диссидентов - Джонатан Летем"

Так вот, значит, в чем главная беда, главная обида Томми? Ну, только если он обманывался, полагая, будто его искусство входит все глубже в его собственную жизнь, – но сейчас он вовсе не питал таких иллюзий. Ему было обидно не столько за себя самого, сколько за Ван Ронка, Клейтона и многих других: всех их заглатывала и извергала обратно, всех их затмевала и забивала эта ядовитая брань, лившаяся из радиоприемника. Каково это – считать себя частью некоего хора голосов, некой зоны, сцены, поля боя, определяемого собственным размахом и значением? Каково это – ощущать свою причастность к фолк-музыке? А если ее не ощущать – что тогда? Что именно боялся Томми облечь в слова – даже наедине с самим собой?

Однако то самое течение, которое только что потерпело крах, было еще и эскизом, подготовкой к какому-то лучшему миру. Томми искренне в это верил, хоть и побоялся бы сознаться. И что же? Когда-то ты думал, что, при всей скудости собственного таланта, ты причастен некоему братству голосов, обладающих куда большей глубиной, чем каждый из поющих в отдельности, – а потом вдруг слышишь буквально на каждом шагу: ты когда-нибудь выступал на разогреве у Дилана? Ты знаком с Диланом? А там был Дилан? А Дилан появится? Ну что, похоже на Дилана? Кажется, я видел Дилана. Это просто второсортный Дилан. Нет, это тебе не Дилан. Может, пора уже сорвать все вывески и переименовать все улицы в честь Дилана? На углу Дилана и Дилана, где я в первый раз увидел Дилана. Но постойте, ведь его уже нигде просто так не увидишь! Он уже не якшается с такими, как вы! Так какая разница – был ты рядом или нет, когда этот ханыга выбирался из грязи в князи? Что лучше – признавать, что в каждой фразе Бобби есть частица общей собственности, или пребывать в блаженном неведении и не знать, где он всего этого наглотался?

“Не мы у него, а он у нас был на разогреве (и заткни хлебало, подонок)”

Но даже неприязнь давалась Томми нелегко. В нем вовсе не было глубокой уверенности, что он должен лелеять или защищать этот рухнувший мир, куда сам попал в общем-то случайно – лишь потому, что принял приглашение доброго брата Рая приехать в Гринич-Виллидж, где полно доступных битниц. Испытывать чувство сильного оскорбления – это, пожалуй, прерогатива Фила Оукса. А не одного из “Братьев Гоган”, отколовшегося от трио и опрометчиво решившего выступать в одиночку. На самом деле, все очень просто. Томми купил билет. Его впустили на представление. А сейчас представление подходит к концу. Томми Гогану двадцать семь лет, ему нужно придумать что-то новое. Может быть, скоро он будет орудовать кирпичами вместо гитары. Он ничего не слышал о том, чем заняты остальные, какова она, новая музыка, и подозревал, что кто-то уже притворяется, будто слышит ее. Какие-нибудь резкие, скрежещущие звуки, пародия на музыку – такого не чуждался теперь и сам Бобби. Из песен ушло всякое искреннее чувство. И поэзия тоже выдохлась. Глядя на этих двух типов – не то из “Животных”, не то из “Свиней”, презрительно хмыкающих за заслоном черных очков, Томми вдруг уверенно осознал: их сила – в числе. Они всегда во множественном числе: не важно, “Птицы” или “Куницы”. И он раскусил загадку, над которой билась вся фолк-сцена: почему Бобби засоряет свою музыку этим Майком Блумингтоном, ну, или кто там еще истязает электрический рояль? Такой выбор явно говорил о страстном желании обрести партнеров, вроде “Битлз”, и об отказе от чистых музыкальных откровений. Сузив весь мир до собственной персоны, Дилан оказался в изоляции и ужаснулся этому.

Не нужно было быть совершенно неизвестным человеком, чтобы это понять, но у Томми имелось преимущество: он был одиночкой. Ему следовало остаться в трио братьев. Вдруг у него в памяти всплыла одна Розина фраза. Он не забывал ее с тех пор, как услышал впервые. Фраза была загадочная – а может быть, Томми просто хотел так думать: “Настоящий коммунист всегда оказывается в одиночестве”. Роза оставила этот девиз без объяснений. Объяснение нашлось само. Томми даже не стал доставать ручку из кармана: ему ни на секунду не захотелось ни пропеть эти слова, ни записать их в блокнот, ни даже зачеркнуть, как зачеркнуто все остальное. В блокноте Томми Гогана больше не будет никакого второго альбома.

Часть третья

Остроумие и мудрость Арчи Банкера

Глава 1

Стипендия от Содружества стражей

Прежде всего, перед ним всегда стояла эта невыносимая задача – предъявлять свое “я”. Так Цицерон раз за разом возвращался на место преступления. В аудиторию для семинаров. Добейся успеха там – и окажешься в пожизненном заточении, забившись в угол своей преподавательской привычки. Учат других те, кто больше ничего не умеет. Цицерону нравилось вытаскивать студентов из постели пораньше и сразу приниматься за дело, поэтому его спецкурс “Отвращение и близость” проводился в самое ненавистное для большинства время – в девять утра. Он уже досконально изучил их утренний запах – запах немытых тел, влезших во вчерашнюю одежду. Цицерон с удовольствием копался в похмельных снах (как назвали бы это другие) первокурсников Багинсток-колледжа, давая им примитивнейший повод мстить ему на сайте RateYourProfessor.com и избавляя от сложной задачи – предъявить ему какие-то более взвешенные обвинения. Он устраивает свои занятия раньше всех, а потом сам же ругает нас за то, что мы устали. В этот ранний час они были восприимчивее, сами того не сознавая: сонные и недовольные матросы, привязанные к кофеиновой мачте “Старбакса”.

– Всем доброе утро. Думаю, уже пришли все, кто хотел прийти, так что давайте начнем. Я собираюсь заменить сегодняшнюю тему, потому что у меня появилась новая идея, я вам, так сказать, несу разные вещи… несуразные вещи! Ну, да ладно, об этом потом. Я знаю, мистер Селигман подготовил для нас – верно? хорошо – подготовил для нас доклад о статье из журнала “Личность и социальная психология”. А еще на эту неделю вам задано прочитать главы из Ауреля Колнаи и Хилтона Элса. Надеюсь, все справляетесь с чтением? Вот только что, на досуге, перед нашим занятием, я заглянул в блог – и ни черта не увидел там про Колнаи или про Элса.

Это замечание вызвало слитный гул, в котором нельзя было разобрать ни слова, – только далекие стоны и подавленные смешки.

– Что – не успеваете страницы переворачивать? Или не в этом дело? Материал слишком сложный? Семестр только начался – еще не время готовиться к экзаменам.

– Кое-что сложно, – сказала Ясмин Дюрант, одна из самых дерзких и активных студенток Цицерона. Вроде как поддерживает команду засонь, а на самом деле следует своей более глубокой стратегии, а именно – выступает как эхо, как сестра и как союзница Цицерона, неизменно отзывающаяся на его вопросы в этой аудитории. Как бы заявляя о своем положении первой ученицы, Ясмин начала отращивать на голове какие-то свои наросты, наподобие козлиных рожек, дредообразные шишки, грозившие со временем стать еще объемнее.

– Ну, скорее всего, вы понимаете больше, чем сами думаете. Довольно и этого – как-нибудь разберемся. Но, чем дольше вы тянете с отзывами, тем дольше будете копаться в этих текстах. Послушайте, это же просто блог. Вам никто там не будет проставлять оценки за грамотность, я не против, если вы будете использовать в комментариях смайлики, ребусы из “Гарри Поттера”, язык маглов и прочее, – просто проявите хоть какое-то участие! Оставьте отпечатки пальцев, так сказать.