Читать книгу "Женщина и мужчины - Мануэла Гретковска"

– Давай пригласим ксендза, – поскреблась она в дверь.

Она сумеет сама себе быть адвокатом. Марек не слушает жену, но ведь он пока еще ее муж!

Иоанна заглянула в ванную. Марек собирал туалетные принадлежности. Его коричневый портфель, всегда полный бумаг, был пуст и, как вакуумный шлюз между ее миром и миром другой женщины, втягивал в себя зубную щетку, бритву…

– Останься, сядем и поговорим, как люди… После двадцати лет брака не уходят вот так, без причины, Марек, приди в себя!

– Я никуда не исчезаю, я буду на телефоне. Так будет лучше, честнее. И мне не нужен ксендз, я буддист.

– Что? Ты ведь ходишь в костел…

В воскресенье они были на мессе. Он не принял причастия, что удивило Иоанну, но у них там в «Opus Dei» свои порядки, подумала она тогда и не стала задавать вопросов. Разве можно сменить веру за одну неделю? А жену – за один день?

– Буддизм не запрещает ходить в костел. Названия – лишь ограничения, накладываемые на дух. – Он произносил слова машинально, думая о чем-то другом. – Буддизм – это не выбор, это необходимость.

– Чья постель, того и религия?[90]Таков твой выбор?

Просто сказать «это она переделала тебя» означало бы признать ее преимущество. Иоанна решила вообще не упоминать об Эльжбете, об этой сволочной бляди, которая подлизывалась к ней, притворялась другом семьи и выпытывала домашние секреты. Небось она терлась об него сиськами, когда «поправляла пломбочки», гладила его по щеке: «У меня не бывает больно, я не отягощаю себе карму чужим страданием. Я буддистка, это скорее философия, чем религия».

– До этого нужно дорасти. – Он оставлял позади жену как низшую, изжитую форму своего развития.

Иоанна чувствовала, как в ней поднимается ярость. Сейчас она была способна разорвать его в клочья. Но потерять контроль над собой означало потерять очки. Потом, вместо того чтобы разговаривать, она вынуждена будет извиняться, и у него появится преимущество… Да оно у него уже есть: это ведь он диктует условия, сообщает, когда придет и что будет делать дальше. Прежде чем он ушел, Иоанна вынудила его согласиться на сеанс брачной терапии.[91]

На пороге Марек огляделся, не забыл ли чего. Фотография понтифика покрылась каплями влаги, стекающей с лиловых веток сирени, срезанных Иоанной после дождя и поставленных в вазу на серванте.

«Ты знаешь, с каким трудом я на это решился, – мысленно обратился Марек к Папе. – Я весь изломан – Габрыся, мальчики… Иоанна не сделала мне ничего плохого, я ее люблю. А то, что я тебя не послушал… Что ж, я сам себя не слушаю. Говорю себе: Марек, останься… и ничего не выходит. Ты же видишь – это сильнее меня».

– Я пошел, – тихо сказал он на прощание Иоанне.

– Чем я могу вам помочь? – вежливо спросила врач.

Ее не замаскированная одеждой полнота, пожилой возраст, очки в старомодной коричневой оправе растрогали Иоанну, у которой и так глаза были на мокром месте. Эта женщина была похожа на ее бабушку. Бабушка приводила малышку Асю в свой овощной магазин, брала ее на руки, утешала, когда она капризничала. Взрослая Иоанна, спускаясь в подвал и вдыхая запах гниющей моркови и проросших картофельных клубней, словно возвращалась в свое пронизанное солнечной беззаботностью детство.

Открытые взору молочно-веснушчатые плечи психоаналитика, казалось, поощряли к тому, чтобы, как ребенку, припасть к ней на грудь и поведать свои отнюдь не детские проблемы.

– Слушаю вас. Чем я могу помочь?

Нескольких фраз Иоанны, едва сдерживавшей рыдания, и нескольких неохотных ответов Марека хватило для того, чтобы врач смекнула: шансов у этой пары нет.

– Если вы, – она обратилась к Мареку, – считаете, что приходить ко мне не было смысла, то почему же все-таки согласились прийти?

– Жена настояла, – признался он, поправляя галстук.

С тех пор как Марек влюбился в Эльжбету, в ее гладко выбритую киску, он нечасто говорил правду. Но вот сказал – и смелость, долго подавляемая необходимостью изворачиваться перед законной супругой, внезапно проснулась.

– Никаких поучений я слушать не стану, поскольку ничего нового не узнаю. Это напрасная трата времени и денег! – выкрикнул он в лицо Иоанне. – Вот, пожалуйста, – выхватил он из внутреннего кармана пиджака бумажник и отсчитал половину гонорара. – Прошу вас. Большего вы, пани, не заслуживаете.

Лишняя жена и ненужная врач остались одни в просторном кабинете – слишком много места, и в то же время слишком тесно. То же ощущение, с уходом Марека, преследовало Иоанну и дома. Она бродила по одноэтажному коттеджу, перебирала вещи, откладывала в сторону те, что он не успел забрать. На верхней полке раздвижного шкафа она нашла папское благословение их брака, оправленное в рамочку. Серийная продукция Ватикана, рассчитанная на пилигримов. В заготовленный бланк с факсимильной подписью и печатью Иоанна Павла оставалось лишь вписать имена. «Подождал бы несколько лет – и можно было бы вписать другое имя»… Иоанна бросила благословение в черный пакет.

А еще в шкафу мог быть кнут… Иоанна случайно нашла его после Пасхи, когда искала весенние ботиночки Мацека. Придвинула лестницу – и наткнулась на загадочную коробку. Изнутри выпал чек из секс-шопа.

– Марек, что это?

– Ох… – Он смешался. – Надо же было тебе это выискать…

– Зачем это?

Кнут был витой, из черной кожи, к концу сужающийся до толщины ремешка.

– Ну… понимаешь… – Пробуя бич, Марек хлестнул себя по пальцам.

– А-а, вам приказали, да? – сочувственно спросила она.

Соседка рассказывала ей, что мужчины, принадлежащие к «Opus Dei», практикуют самобичевание – такую умеренную разновидность умерщвления плоти, призванную вырабатывать самодисциплину и стойкость. Впрочем, кнут из шкафа вскоре исчез. «А я ему поверила, идиотка. Покаяние, как же. Да ведь он тогда уже увлекся буддизмом и вовсю забавлялся с этой блядью. Самому Мареку мысль о порке кнутом и в голову бы не пришла – он за двадцать лет супружеской жизни не выдумал ничего пикантнее шлепков по заднице. А у той девки – кнуты, черные кожаные прибамбасы… Да с кем же я жила, Господи?!.»

Иоанна, волоча пакет с мусором, подумала, что рамка пригодится ей для кондитерской. Она вставит в нее диплом за победу в конкурсе на самые вкусные пончики. Иоанна вынула из-под стекла благословение, разорвала его и смяла.