Читать книгу "Она что-то знала - Татьяна Москвина"

проступает узор, становится понятно, что хотел сказать автор. Если бы он вообще хоть бы что-нибудь умел сказать.

я написал бы, что мы все – изумительно хорошие люди, полные до краёв спелой любви, и как здорово, что мы, красные от натуги, каждый день производим большое тёплое говно, в котором нам так удобно и приятно жить…

– Так напишите про это.

– Не хочу.

Что, уж и пошутить нельзя? Я была так серьёзна, я надоела сама себе.

Войско Богини-Матери! Тётки несут бытие на крутых, подпорченных остеохондрозом плечах.

исхаживают его короткими толстыми ножками, где, как малый счёт в Сбербанке, заведено отложение солей (если бы эволюция не остановилась, тётки сумели бы нарастить себе копытца!). Царство тёток – строгое царство: здесь всё своё, и болезни, и радости, и обычаи, и дизайн, и вера

Обожаю тёток! Хочу быть богиней тёток! Я соберу их в армию и поведу на юг! Мы что-нибудь завоюем с ними, а потом сопьёмся и славно умрём.

К чему вообще это болезненное скопление письменных слов? Мусорная свалка или накопитель, которым воспользуются некие другие времена

Литература – это невроз, а впрочем, откуда я знаю? Я пришла сюда на всё готовое.

и говорит с улыбкой: понимаешь, мама, уроды они и есть уроды. Они и капитализм построят такой же уродский, каким уродским был их социализм. Они, говорит, за сто лет трижды поменяли общественный строй, ну и что? Живут ещё глупее, ещё хуже, чем до семнадцатого года. Россия не получилась, вот и всё. Вот и все?! – говорю я. И что теперь нам делать, нас сто миллионов, доченька? Сто миллионов, отвечает, я взять к себе не могу, а тебя

Жизнь истончилась и ушла в слово, жизнь стала прозрачна, неощутима легка и противна, как запах газа

она если семейная – тогда надо придурков кормить, потому что там обязательно или дед лежит в параличе, под себя ходит, плюс мужик синий не просыхает, плюс внуки. Ну, суповой набор, ты сама знаешь. А если тётка одинокая – тогда она мается, приключений ищет. Или при ней гардемарин какой-нибудь, или девка. Бывают ещё тётки совком забитые, всего боятся – эти пьют. Жутко пьют. В любом разе бабки Теперь я редко вспоминаю людей, и мне так странно, что когда-то я разговаривала с ними. Но я хотела бы вернуться к ним, не сейчас, когда-нибудь, когда они станут другими и я стану другой.

щекастая физиономия стала почти симпатичной.

– Скажу вам как историку – мне самому жалко иногда кое-что из той, из прошлой жизни. И людей жалко – тех, бывших. Там такие бывали душевные люди, такие песни, эх! Заплутали мы как в лабиринте, по своему же говну кругом

Да взять да открыть магазинчик. Ругаться с персоналом, давать взятки. Хоть как-то присоединиться к рою! Завести себе реальную психологию: всё в дом.

как и всем, сидящим в русском самолёте, ей была непонятна неощутимая ею сверхзвуковая, сверхчеловеческая скорость исторического полета. «Мы должны были всем миром сойти с ума, – подумала Анна. – Мы-то, с нашими страстями и аппетитами, с корявой развинченной психикой. После двадцати с лишним лет социальной стабильности, тихо прораставшей язвами и опухолями, въехать в эдакую ненаучную фантастику! Но что интересного в русском полёте найдется для мира, для опыта веков? Хоть бы святые какие объявились. Или хоть войну бы какую выиграли, или изобрели чего-нибудь. А получается, сначала пыжились, мы наш, мы новый мир построим, а потом лопнули. Натёрли пятёрку на»

Не, русские ещё чего-нибудь грохнут напоследок. По крохам злобы соберут и придумают, что грохнуть.

беспутный глагол и надеется сам творить, подбивая на бунт ленивые существительные! А прилагательные женщины бродят на воле, избегая сочетаний… Итак, господам приходится работать с тем, что осталось, а этого едва-едва хватает на связное письмо. Влюблённые боги больше не могут обменяться затейливыми стихотворениями, так оскудела человекоречь. Глаголы ненадёжны, плохо с эпитетами, а главное – речь теряет размер, не держит форму.. Приходится вычёркивать. Постоянно приходится

Меня тоже когда-нибудь вычеркнут – но на меня много чернил пойдёт.

Всякая там любовь к родине…

– Вы считаете это отвлечённым чувством?

– Мне всегда казалось, что это нечто наносное, искусственное. Нет в человеке органа для такой

Требуется любовь – посылайте геологов, ищите месторождения, добывайте.

скудость, некрасивость, неверность своей жизни, если воспринять её как единую длительную мелодию метаморфозы бытия. Чего-то не хватало, недоставало, и как это исправить? Впереди была только одна, последняя метаморфоза – предстояло превратиться в старушку; если нет большого горя, метаморфоза занимает пять-семь лет. Но что было неверным? В ней никогда не чувствовалось цветения пола, и глупо было бы подхлёстывать

Женская жизнь заканчивается, а человеческая продолжается, и надо с ней что-то делать, заполнять её красиво, с умом, о, если бы это было так просто.

и отыщется там уголок знания о том, что согласие было. Было! Существует где-то трудовое соглашение, договор, по которому, зная о болезни, старости и смерти, предупреждённый о душевной и физической боли, извещённый о возможных потерях и вероятных форс-мажорах, каждый из нас всё-таки обязуется жить во что бы то ни стало. И самовольное

А что, накажут? ещё накажут? ещё чем-то, кроме пода и возраста? Прямо им там делать нечего в главном управлении исполнения наказаний.

поняла, что искривлённый этот мир создан малосильным, заурядным словом, что его нельзя исправить, но можно из него вырваться, если вспомнить сильное слово, и она принялась вспоминать

Сильное слово не вспоминают, его берут, когда дают от души плюнуть на этот поганый кусок мыла, на божка успеха и благополучия. Мне нравятся мои грустные тётки, нравятся их морщины, тусклые волосы, их немыслимые кофты, их усталость. Они настоящие. Они свидетельствуют о жизни правильно и честно. Они, может быть, и есть сама

Да, жизнь всего лишь пожилая тётка, но у неё есть детишки.

Какую кашу в головах заварил Сын, обещая, что спастись может каждый! Будем надеяться, что это не было предвыборным обещанием, и Царство Небесное по-честному населено миллиардами кретинов, как и Царство Земное. Ведь именно этого и желали бы люди – застать будущую жизнь на небе примерно такой же, как на земле, но чуть получше

Я очень буду удивлена, обнаружив загробный мир, мало чем отличающийся от здешнего. С бюрократией и кадровым дефицитом, а ведь так оно и будет.

Чара же в ней была густая и самая настоящая: не от Богини-Матери, томимой жаждой слияния и размножения, но от той, чьего имени мы не знаем, от проклятой Неизвестной, от насмешливой Незнакомки, от сине-лиловых туманов, выматывающих душу, от лунного воя и