Читать книгу "Вендари. Книга третья - Виталий Вавикин"

– Почему? – спросил наконец вендари из второй или третьей дюжины вошедших взглянуть на самку древних. – Почему я не вижу ее мыслей? – древний уставился на старую мамбо, словно она могла подменить младенца. – Что вы сделали с самкой?

Толстая жрица нервно качнула головой. Вендари по имени Закир шагнул к ней, готовый разорвать на части и отыскать в ошметках плоти и крови ответ.

– Эй! – крикнула Аламеа и, когда Закир обернулся, указала на окно. – Это случаем не то, что ты ищешь?

– Это? – вендари долго смотрел на черную субстанцию за стенами дома. – Это… – он подошел к окну и осторожно протянул руку, чтобы прикоснуться к манившей тайне.

Это было прошлое. Это была история. История вендари. История мира. Она хлынула в сознание Закира, а затем и в сознания остальных вендари. Аламеа вздрогнула, почувствовав, что сила, окружившая дом, пробирается и в ее голову. Детство вендари и планеты. Все, кто был в доме, видели, как зарождается жизнь. Биологическая жизнь. Ее колыбелью были гейзеры и горячие источники, моря и водоемы с пресной водой. Жизнь в своем примитивном виде была многообразной в зависимости от среды обитания. И жизнь эта привлекала другую жизнь – мрачную, темную, холодную, как бесконечный космос. Жизнь, чуждую миру материи. Жизнь, сотканную из энергии, бесконечности. Жизнь, которая зародилась прежде, чем сформировались планеты, построила свой собственный мир, достигла пика и теперь стремилась к развитию, переходу на новый уровень. Вселенная развивалась, и древняя жизнь стремилась развиваться вместе с ней, приспосабливаться, отвоевывать себе место в новом мире материи, тепла, света… Так они стали отражением нового мира, тенями, взаимодействуя с энергией звезд, щедро поливавших молодые планеты теплыми лучами, прокладывая тернистые тропы для химической эволюции и зарождения первых органических веществ, позволяя развиться новой жизни, распуститься дивным цветком. И тени – древние осколки пережившей себя цивилизации, канувшей в глубинах эволюционировавшей вселенной, – становились частью этой новой жизни. Робкой, но древней в своей мудрости частью, стремившейся к симбиозу с новым миром. Членистоногие, рыбы, наземные растения, насекомые, первые земноводные, млекопитающие, птицы, цветковые растения, динозавры… и где-то там, среди всего этого буйства жизни, вид, которому надлежало стать человеком. Стать после того, как вирус изменил часть божественной, древней субстанции, сумевший вступить в симбиоз с этими хрупкими телами, подарив им силу и бессмертие канувших в небытие времен бесконечно развивающейся Вселенной.

Вирус был частью развития, крошечной крупицей в песках времени, но важной для человечества. Вирус вторгался в симбиоз пришедшей из глубин Вселенной энергии и молодого мира. Новый вид, новая поросль молодых тел с древней душой отступала под натиском перемен. Древние. Одного за другим они теряли сородичей, которых природа делала уязвимыми, слабыми, сохраняя лишь крупицы былой силы, жалкие крохи, капли населявшей эти тела энергии космоса, стертой под натиском эволюционировавшего бытия цивилизации. Но вирус не мог уничтожить древнюю жизнь, выкосив ее новые ростки под корень. Но кое-кому из этого вида удалось уцелеть. Вида, который питался друг другом, охотился друг на друга, насыщаясь энергией собратьев. Но после того как вирус изменил большую часть их популяции, с каннибализмом пришлось проститься, устремив свой взор на новую поросль – людей, в крови которых сохранилась часть энергии древней расы. Незначительная часть, но если древние хотели выжить, приспособиться, то с этим нужно было смириться. Так появился вечный голод. Нужно было осушить десяток, сотню человек, прежде чем удастся взять безумие под контроль. Но людей было еще немного. Настоящих людей. Какое-то время древние предпочитали охотиться за полукровками – еще не людьми, но уже и не бессмертными. Этот вид утолял голод лучше, чем люди. Так что природа в своем эволюционном развитии не оставила ему шанса на спасение.

Древние преследовали полукровок, охотились на них, пытались выращивать, как домашних животных. Но для последнего полукровки были слишком сильны, поэтому древние в основном ограничивались загонами с людьми, плодившимися и размножавшимися так быстро, что вскоре в искусственном поддержании популяции отпала нужда. Люди сами вызывались служить древним, приводить к ним жертв для кормежки. Древние стали первыми богами, первым кошмаром и первой силой, которой поклонялись люди. Потом новый вид расплодился так сильно, что многие поколения, сбежавшие с пастбищ в леса и свободные территории, забыли о своих хозяевах. Древние превратились в легенды, слухи, страхи перед темнотой, а затем и вовсе забылись, уступив место новым тотемам. Древние не возражали – какое им было дело до того, во что верит их пища? Главное, что где-то есть поселения, способные утолить голод. Главное, что после вспышки изменившего их вируса, они приспособились к новой жизни. Каннибализм остался в далеком прошлом, превратился в тень, призрак истории. Природа дала древним второй шанс. Самки снова готовы были приносить потомство. Вот только теперь, когда голод стал частью жизни, никто уже не думал о росте популяции. Никто из самцов. Потому что самки были ненасытны в своем голоде и желании накормить потомство.

Они совершали набеги на поселения, уничтожая всех, кто попадался на глаза. Пройдет еще пара лет, и молодой вид под названием человечество вымрет, и тогда голод останется неутоленным. Этот вечный, главенствующий в сознании голод, что доносится из глубин бытия, Вселенной, где некогда жила часть сознания древних. Поэтому древние решили уничтожить своих самок. Не ради людей, а ради себя. Ради своего голода и своей жадности, не позволявшей терять так много пищи на вскармливание потомства. Долгой была эта война и кошмарной, от которой, казалось, содрогнулась вся планета… И сейчас, десятки, сотни тысячелетий спустя, при упоминании той войны содрогался дом, где появилась на свет первая самка после истребления, содрогался весь остров, все болота Мончак. Сила, энергия, тьма прошлого из глубин Вселенной, пришедшая в этот современный мир вместе с младенцем, негодовала.

Вендари. Самцы… Звякнули разбившиеся стекла в доме. Море тьмы хлынуло в образовавшиеся бреши. Гнев. Это уже не был вихрь, забравший жизни Моука Анакони и многих других слуг. Это было цунами, ураган, стихийное бедствие, разверзшееся жерло вулкана, решившее любой ценой устранить угрозу – самцов древнего вида, которые однажды уничтожили своих самок в угоду своему голоду, страху за людские пастбища. И сила эта не интересовалась людьми или древними слугами. Только вендари. Только самцы.

Аламеа видела, как тьма потянулась к Закиру – вендари, находившемуся в комнате роженицы. Тьма защищала ребенка. И тьма пылала, бурлила гневом. Закир метнулся в сторону, пытаясь увернуться от цепких лап безудержной силы, прикрылся старой мамбо, надеясь, что тьма успокоится этой жертвой. Но в эту ночь гнев был разборчив. Он не сметал все на своем пути. Пока не сметал. Он жалил – точно, расчетливо. И невозможно было скрыться от кары за содеянное тысячи лет назад. Старая мамбо вскрикнула, когда тьма отшвырнула ее в сторону, лишив Закира живого щита, затем нависла над забившимся в угол самцом, смакуя это блюдо несколько долгих секунд, и наконец обрушилась, проглотив древнего. Ничего не осталось. Лишь тьма, которая отступала, словно недовольная морская волна, оставляя песчаный берег.