Читать книгу "Прямой наводкой по ангелу - Канта Ибрагимов"

— Мальчик эмоционально продолжал.

— Сам капитан и все остальные по струнке стояли. Голова плосто дрожал, все меня пытался уплятать.

— И куда они Багу дели? — теперь уже и бабушка крайне удивлена.

— Вначале уехали генелалы, пликазав в комнату к Баге даже не входить. А потом плиехали длугие военные; Голова сказал, тоже большие командилы, аж из Москвы, они-то и отвезли Багу, надев на его голову челный мешок.

— Да, — на лице Розы недоразумение, ну и заварушка?

Пытаясь не что-то понять, а по возможности выяснить судьбу Баги, на следующее утро Роза следила за блок-постом, и как только появился капитан Головачев, несмотря на огромный страх, как бы между прочим двинулась туда и вступила с командиром в контакт.

— Роза, сам ничего не понимаю, и тебе вникать не советую — голову снесут, — тревожное состояние у капитана.

— Какие-то игры начались, какой-то концерт, настоящий бардак.

— Неужели еще будет война?

— Эта война — декорация; шумовой фон, под который разворовываются огромные богатства. Здесь нет своих и чужих. По большому счету и Бага, и Мальчик, и ты, и я — просто пушечное мясо. А наверху — сговор воров — не могут честно награбленное поделить, — он закурил очередную сигарету.

— Я уже рапорт написал; отсюда бежать надо. Вы-то хоть уезжайте, Мальчика пожалейте.

В гнетущем настроении Роза пребывала несколько дней, не зная, как ей быть с больной бабушкой и упрямым Мальчиком. И хотя поползновения: мол будет снова война, — все еще упорно витают над городом, да вроде жизнь в той же колее неопределенности. Правда, есть и весьма тревожные симптомы: все стройки Грозного заморожены, нет финансирования. И это не все — пенсию бабушки, пособие Мальчику и ей зарплату уже второй месяц как не выдают, говорят в Москве посчитали пока нецелесообразным; значит, иные цели есть.

Однако, жителям Грозного жить хочется, и как прежде, ни на что не надеясь, они в этих тяжелых условиях живут. Как и все, пытается жить и Роза. Ее день натружен, дел хватает. И, как обычно, утро начинается с похода на Сунжу за водой. В подвал она уже даже не заглядывает. И не потому, что Багу совсем забыла, может наоборот. Просто теперь с именем Баги связано много противоречивого, иное не понять, считает, многое во вред. Да и вряд ли теперь Бага здесь объявится. И вдруг как-то утром, с зари духота — июль, из подземелья ее окрикнули:

— А мне воды не несешь? Что, забыла меня?

— Бага? — изумилась она.

Он снова в униформе, с оружием, оброс. Но это не прежний Бага — не тот отчаянный, залихватский молодой человек. Перед ней изможденная, словно прибитая, бледная тень, и даже голос поник, охрип, и в глазах собачья тоска — только оскал, тот прежний лютый оскал еще есть, стал еще злее, невыносимей.

— Предали нас, подставили, прямо в западню высадили, кха-кха, — он болезненно стал кашлять; смачно, противно плюнул.

— Бага, ну что ж ты еще здесь делаешь? Хоть теперь уходи.

— Я действительно дурак. В свободу верил, командиров любил. Тьфу, — он вновь плюнул, — ублюдки, да и не чеченцы они, скоты.

— Ну, хоть сейчас уйди, — вновь взмолилась она.

— Поздно. Иль мне тоже стать изменником? — глядя себе под ноги, он, что ранее с ним не бывало, печально задумался.

— Друзей бросить не могу… За их трупы и раненых — генералы требуют пол-лимона.

— Так в чем дело — моя зарплата, я до вечера достану, — оживилась Роза.

— Ты тоже дура, — процедил он.

— Полмиллиона долларов.

— Что? Долларов?… А где такие деньги есть?

— Где есть, я знаю, — прежней бесшабашностью блеснули его глаза, — вот только думаю — силенок лишился, — взгляд его потускнел.

— Все равно средь волков жить — по-волчьи выть, — буду как они.

— Кто «они»? — не сдержалась Роза.

— Хе, — ухмыльнулся Бага, — кое-кого ты очень хорошо знаешь.

«Кого он имеет в виду?» — еще день-два мучилась Роза, пока новые слухи все не прояснили, а точнее, с первой же минуты омрачили ее сознание: она почувствовала, что это страшное событие непременно коснется и ее.

Это произошло прямо у блок-поста; не того, где командир Головачев, а у другого, их в Грозном не мало. В общем, у блок-поста, где транспорт вынужденно сбрасывает скорость, средь бела дня спецколонну машин, в которой ехал Гута Туаев, атаковали неизвестные в масках. Как ни странно, российские военные, что были на посту, в это время отсиживались за железобетонной стеной: то ли обедали, то ли испугались, то ли вовсе Аллаху молились, может, был приказ, словом, на чеченцев не напали — до местных разборок им дела нет.

В бронированной иномарке был сам Гута Туаев. Машина оказалась добротной — искореженная гранатометом, а ушла. А вот две идущие следом бронированные «Волги» подвели. Кто оказал сопротивление — пристрелили, кто струсил — пощадили, а вот младшего брата Гуты — живьем увезли, пропал.

… Вот так один страшный торг породил торговлю…

А Роза, как только прослышала о случившимся с Туаевым, нутром почувствовала — тоже пропала, аж сердце заныло. Оказалось, не зря. Буквально на следующий день она поутру собиралась идти на работу, как к ним вломились дюжие молодцы, тоже в масках, и особо не говорили, да понятно — это уже чеченцы, и интересует их не только Роза, а что самое страшное, прихватили с собой и Мальчика.

Из последних сил, задыхаясь, хватаясь за щемящую грудь, бросилась им вслед Анастасия Тихоновна. Видела как на блок-посту легковушку остановили военные; увидев высунутые из слегка опущенных затонированных стекол удостоверение, машины проехали.

— Капитан, капитан, Головачев! — издалека орала бабушка.

— Мальчика! Розу и Мальчика увезли!

Реакция Головачева была молниеносной:

— БТР — на выход! Все в ружье! — и уже в рацию. — Третий пост, пятый пост — задержите две спецмашины.

Оказывается, пост у тоннеля они уже проскочили, а вот на площади «Минутка» их задержали. Там и нагнал их Головачев.

— Я тебя уволю, посажу. Это моя жена! Я полковник Туаев, — тыкал Гута удостоверение в лицо капитана.

Противостояние было нешуточным. Гута стал звонить по двум телефонам, и не только местным генералам, но и политикам в Москву. Головачев понял, что скоро будет приказ — «не вмешиваться в местный колорит!». Поэтому, не мешкая, при помощи своих подчиненных он стал действовать решительно, с силой:

— Жена, говорите ваша! Черт с вами. А Мальчика не уступлю. Только через мой труп, слово офицера.

…Обеими руками оперевшись о железобетонный блок, как безжизненное изваяние, застыла на солнцепеке Афанасьева, пытаясь разглядеть — не вернется ли кто?

Раздувая клубы пыли и копоти, через блок-пост проезжали машины, ходили вспотевшие люди, а она все стояла застыв, и не вспотела, лишь покрылась холодной испариной — с ней случился очередной удар, и стремясь не упасть, усилием воли она окаменела в этой позе, и уже и видеть не могла, ее очки заволокло влажной пеленой. И она не различила как подъехал БТР и лишь возглас Мальчика: «Бабушка!» всколыхнул ее нутро, так, что улыбнувшись, она вконец обмякла, подкосились ноги.